Сегодня дорога из Нижнего Новгорода до города Арзамаса составляет около 100 км и без учета пробок преодолевается всего часа за полтора. А чуть более 150 лет назад этот путь в 115 верст занимал от 12 часов, если вы губернаторский адъютант, до трех дней, если вы в частной поездке и вам не повезло с погодой или экипажем. Правда, современная дорога и совпадает со старинной максимум на четверть. Оттого было еще интереснее проехать по тракту с картой 1850 года в руках.

Дорога на Арзамас была популярна. Люди ехали если не в сам этот благословенный городок, то в Саранск, Тамбов, Пензу или переходили на Симбирский тракт, который прибегал в Арзамас со стороны Мурома и стремился дальше в припьянские степи. В отличие от больших трактов арзамасский хоть и брал начало совместно с Владимирским и Старо-Московским на Арзамасской заставе (дорога от Нижнего Новгорода до развилки в Ольгино описывается в этих записках), но быстро начинал петлять. Сказывался непростой рельеф – дорога преимущественно была то песчаная и холмистая, то проваливалась в овраги, то долго шла по настеленным в болотистых долинах рек гатям.

Кроме этого, дорога всегда стремилась пройти по селу – для удобства путников, которые могли нуждаться в обеде, ночлеге или ремонте экипажа. Ямские станции тут были не так хороши, как на больших трактах, а потому путники сильно зависели от резвости лошадей, трезвости ямщика, погоды, а также крепости рессор и шин экипажа. А тут уж кому как повезет!

«Дорога из Нижнего до Арзамаса нехороша, гориста и песчана. Лошади не очень резвы и пристают скоро», — пишет в своих записках бывший владимирский губернатор, князь Иван Михайлович Долгорукий, проехав по этому пути в 1813 году дважды с супругой – на Саранскую ярмарку.

«Дорога от Арзамаса  до Нижнего показалась мне самой приятнейшею прогулкою: она идет обширными полями, покрытыми богатою жатвою всех родов хлеба. Притом поля сии не представляются в идее утомительных степей, как например в Тульской и Орловской губернии. Напротив они опушены кругом зелеными рощами и пересекаются речками и рвами, полными чистой воды. Одним словом, я думал, что путешествую по благословенной Силезии. Изобилие сего края поражает всякого мгновенно, как скоро въедешь в пределы Нижегородской губернии, несмотря даже, что деревни в Владимирской лучше и красивее выстроены», — делится впечатлениями русский академик, историк и географ, издатель и писатель Павел Петрович Свиньин, предпринявший это путешествие в период 1817 — 1820 годов.

В 1838 – 1839 годах из Нижнего Новгорода на Арзамас проезжал чиновник и литератор Михаил Павлович Жданов (1810 – 1877). Арзамасская дорога произвела на него неизгладимые впечатления.

«Дорога так дурна, что было невозможно даже минуты ехать рысью: одна только неволя могла принудить меня к такому несносному, мучительному путешествию. 114 верст от Нижнего до Арзамаса я ехал 24 часа, останавливаясь только для перемены лошадей», — пишет он в своих путевых заметках.

«Я решил съездить из Нижнего вовнутрь губернии, именно в город Арзамас. Губернатор был так любезен, что дал мне в проводники и переводчики своего адъютанта, умного и образованного человека, отлично знавшего по-немецки. Мы выехали 8 июня под вечер и на следующее утро были в Арзамасе, за 110 верст от Нижнего», — пишет немецкий ученый и чиновник, барон Август фон Гакстхаузен, проехавший по Арзамасской дороге в 1843 году.

Так как дорогу по тракту от Арзамасской заставы на современной площади Лядова (Крестовоздвиженской) до Ольгина выселка мы уже описывали, начинаем с этой развилки.

Уже тут тракт испытывал прелести рельефа – бежал вниз с холмов, оставляя по правую руку живописные горки. На одной из них и находилась в 1880-х годах усадьба доктора третьего уездного участка, гласного Нижегородского уездного земского собрания Константина Николаевича Скуридина. Раньше въезд в усадьбу был другим, а сегодня пришлось петлять по улицам Кусаковки. Поднялись на гору, в усадьбу вон по той ленточке грунтовой дороги.

Она довольно крута и, возможно именно поэтому раньше поднимались по более пологому и ныне застроенному подъему.

Сейчас от имения с характерным названием Горки не осталось ничего, кроме самой горы и пруда под ней, появившегося позже 1850 года. На вершине стоял дом и сад. А вид оттуда на современную Кусаковку, которая вобрала в себя куст деревень Изосимлево, Кошкарово и собственно Горки — прекраснейший. Ставь лавочку и наслаждайся! Остается завидовать тем, кто поставил дома на месте усадьбы земского врача.

Да, наверное, домик неплохо продувало на зимних полевых ветрах и задувало снегом, но в старину все это мудро решалось обсадкой деревьями с подветренной стороны. И судя по карте, так и было. Впрочем, признаков сада и старой обсадки тоже уже не видно. Дом, судя по всему, был деревянным.

Каких-то подробностей частной жизни, а также портрета Константина Николаевича найти в открытых источниках не удалось, но зато мы знаем его фронт работ в 1889 году по части эпидемий в уезде. С отчетом об этом он вступал на земстве.

Из медицинского отчета по третьему участку

Из заразных болезней характер эпидемий принимали: 1) возвратный тиф в Елховке в сентябре —11 человек и в деревне Вшивке Борисопольской волости в июле 52 человека; 2) Натуральная оспа: в селениях Елховской, Борисопольской (в том числе Рождественский Майдан), Палецкой и отчасти в Таможниковской волостях почти весь год — 212 человек; 3) Дифтерит в деревне Гужевой в ноябре месяце заболело 6, 3 умерло; 4) Корь в течении марта в селе Сарлеях заболело 21 человек. Остальные случаи заразных болезней появлялись в участке в разное время и в разных селениях и характера эпидемий не принимали.

А вот вам кинешемская картиночка, которая, я уверена, мало отличается от нижегородской. Выезд земского врача в деревню. Без своей конюшни было никак – на карте усадьбы видны дворовые постройки. Интересная деталь – в земских отчетах за 1890 год говорится, что «…гласные К. Н. Скуридин и В. Н. Смирнов заявляют, что в качестве земских начальников они в бесплатных разъездах не нуждаются, так как имеют собственных лошадей…»

Из земских же записей известно, что в 1890 году Скуридин и целый ряд гласных вышел из врачебного совета земства, так как «собрание желает не улучшать врачебное дело, а ухудшать его, что ясно доказывается отклонением всех предложений совета об улучшении медицинской части». Ухудшение состояло в отказе выделения средств на народную медицину. И кому, как не Скуридину было знать дни и ночи земского врача. Обычно земские доктора даже в собственных домах держали приемную комнату, и клятва не давала им права отказать в помощи.

С места усадьбы прекрасно виден и сам бывший тракт, который в этом месте повторяет современная дорога, и советский трофейный «Голиаф» — передающую радиостанцию диапазона сверхдлинных волн, обеспечивающую радиосвязь с подводными лодками на расстоянии до 4 тысяч километров. Википедия пишет, что радиостанция «Голиаф» (нем. Goliath) изначально была построена в Германии у города Кальбе в 1943 году и стал первой радиостанцией диапазона сверхдлинных волн мощностью более 1 МВт и самой мощной радиостанцией того периода в мире. Радиостанция использовалась для координации действий германских подводных лодок. Сигнал «Голиафа» принимался в Атлантике подводными лодками в погруженном состоянии, находившимися даже в Карибском море. В начале 1945 года радиостанцию захватили американцы, а при разделе Германии на зоны влияния территория, на которой располагался «Голиаф», отошла к Советскому Союзу. В 1947 году радиостанция была разобрана. Три года трофей хранился на складах связи под Ленинградом, а в 1949 году было принято решение о его монтаже в долине реки Кудьмы в Горьковской области. Место установки было выбрано по двум причинам: из-за схожести здешних почв с немецкими, где станция стояла изначально (качество работы зависит от состояния почвы), и из-за достаточной удалённости от границ. В 1952 году «Голиаф» вышел в эфир и сейчас тоже на боевом дежурстве. Радиостанция входит в сеть службы точного времени «Бета».

Выезжаем из бывших Горок. Практически по другую сторону тракта, напротив Горок – село Борисовское, бывшее имение вице-губернатора Нижегородской губернии в 1782 – 1792 годах, статского Петра Васильевича Елагина. Барский дом, службы, сад с несколькими аллеями и запруды небольшой овражной речки – обычный усадебный набор. Надо сказать, что в селе на середину позапрошлого века было три храма – каменный пятиглавый Воскресенский 1774 года, деревянный Покровский 1788 года и каменный храм митрополита Петра 1794 года, чья колокольня и сохранилась на сегодняшний день.

Стоял этот храм как раз над могилой Елагина, и поставила его неутешная вдова Александра Никаноровна. По описаниям, храм имел золоченый иконостас и белый каменный пол, а поддерживался иждивением наследников Елагиных, которые затерялись еще до революционных лет, отчего церковь начала заметно ветшать. Сейчас как памятник умершему вице-губернатору стоит только колокольня.

В 1877 году Статистический комитет упоминает, что в Борисовском стоит «помещичья усадьба, купленная становым приставом Яковом Садовским, а улицы усажены молодыми деревцами, значительная часть которых однако посохла». Упоминается и бывший помещик Д. М. Поздняков, который «продал большую часть своей земли пахотной, луговой и под кустарниковым лесом, вместе, приблизительно по 30 рублей за десятину».

В районе поселка Дружный (на его месте в 1850 году обширные болота) – продолжительная гать, которая с коротким перерывом переходит в мост через Кудьму и входит в Митино.

На всем этом участке тракт шел именно как современная автодорога.

Отклонение начинается с деревни Митиной – тракт перебегал речку Кудьму по мосту и шел по главной деревенской улице. Сейчас заметно, как Митино, нелепо развернутое створом улицы к дороге, осталось на обочине, за отбойником, а автотрасса огибает его, делая легкую дугу.

Сразу за мостом, на въезде была первая почтовая станция с момента выезда из Нижнего Новгорода. Думаю, советский мост повторяет место старого деревянного – уж больно прицельно точно он заходит в деревню.

Встречается информация, что начало селению Митино дал постоялый двор на большой дороге, пользующийся не очень доброй славой – кого-то тут грабили, кто-то просто заезжал на постой да и пропадал. Думается, любое местечко, стоящее среди леса на пойменных болотах, имеет шанс получить такую репутацию. Кстати, с моста красивые виды на Кудьму и «Голиаф», слушающий Атлантику.

Советский мост уже аварийный – опоры с трещинами, но им еще пользуются местные. Современный шире и основательнее.

Почтовая станция была где-то тут, справа при съезде с моста при въезде в деревню. Скорее всего, на первом неподтопляемом во время половодья участке.

Или даже на месте первого в этом порядке дома.

Кстати, вот вам страницы из краткого дорожника 1808 года – «Правила для проезжающих на почтах, станционных чиновников и почтарей».

Если кто из проезжающих был так несдержан, что нанес станционным смотрителям и почтарям оскорбления и побои, то он должен был уплатить штраф в размере 100 рублей в пользу Почтовой Экономической службы. Слабое утешение избитым.

В поисках владельцев большой деревни на тракте – в 1850 году целых 40 дворов – я наткнулась на поземельные переписи от 1917 года, из которых стало понятно, что бывших крепостных владельцев было несколько: Бутурлин-Каратаев, Пашков, Нарышкин, Шереметьев и «Бутерь-Родали». Вот последняя фамилия заинтересовала, тем более, что написана она была неверно.

На самом деле речь идет о княгине Варваре Петровне Бутеро де Ридали, урожденной княжне Шаховской. По первому мужу – графиня Шувалова, по второму – графиня Полье, а третий ее муж — Джорджио Вильдинг Бутеро де Ридали являлся чрезвычайным посланником Королевства обеих Сицилий в Петербурге.

Судьба этой дамы достойна отдельного абзаца, хотя вряд ли она когда вообще бывала в деревне Митиной на кудьминских болотах. Она была дочерью Елизаветы Шаховской, которая вместе с матерью (бабушкой нашей героини) была застигнута Французской революцией в Париже, где они весьма длительно проживали. Дамы так сроднились с Европой, что юная Елизавета в феврале 1792 года была выдана замуж за бельгийца, принца Луи-Мари д’Аренберга (1757 — 1795), принимавшего деятельное участие в Нидерландской революции.

Молодая пара даже успела обзавестись дочкой Екатериной. Однако императрица Екатерина Вторая не велела впускать принца в Россию и, подозревая «европейских голодранцев» в революционном духе и желании получить часть строгановских богатств, которые были за Елизаветой, приказала Синоду не признавать этот брак. Молодая семья была разбита, маленькая Екатерина прожила всего два года, а ослушницу Елизавету выдали замуж за Петра Федоровича Шаховского (по одной версии, просто однофамильца или такого дальнего родственника, что степень родства уже не отслеживалась). Этот брак был высочайше одобрен, и в семье родилась дочь Варвара. Когда всем казалось, что все в жизни Шаховской уже наладилось, та будучи в возрасте 23 лет, приняла яд и после двухдневных мучений скончалась, оставив 9-месячную Вареньку. Причину трагедии знавшие семейство указывают одну: Елизавета не любила своего второго мужа и тосковала по принцу, который непостижимым образом то ли нашел возможность ее кратко увидеть, то ли известил ее о своем намерении уйти из жизни и действительно скоропостижно умер в Риме в 1795 году в возрасте 38 лет. Мол, именно сознание того, что ничего не изменить, толкнуло ее уже через год на самоубийство. Официально, разумеется, все было списано на сердечную болезнь.

Маленькую Варю Шаховскую растила бабушка, которая была рада выдать юную скромницу замуж за героя Отечественной войны, друга императора Александра Первого, чрезвычайно богатого вельможу и давнишнего поклонника матери юной невесты графа Павла Шувалова. Двадцатилетняя разница в возрасте никого не смущала. Граф был приятной наружности и обладал обаянием, был добрым и щедрым. В семье родились двое сыновей.

В 1823 году Варвара Петровна овдовела, уехала тосковать в Европу и снова вышла там замуж – за графа Пьера-Амадея-Шарля-Гийома-Адольфа Полье (1795 — 1830), швейцарского француза из Лозанны, который вполне мог встретиться на поле брани с её покойным мужем, потому что в 1812 году он поступил во французскую кавалерию. Пятилетний брак завершился скоропостижной смертью Полье, которого Варвара Петровна любила так сильно, что похоронила его рядом с усадьбой и спала в его мавзолее на мраморе, усыпанном цветами. Это не помешало ей еще раз попытать брачного счастья в 1836 году, несмотря на протест взрослых сыновей. Ее третий муж, служа сицилийским посланником, был англичанином по рождению и тоже недолго радовал супругу – до 1841 года, когда и скончался, оставив ей на память о себе необычную фамилию, которую так тяжело было писать в русских документах.

Доля в деревне Митиной была каплей в океане богатств Варвары Петровны, чьи имения начинались с уральских заводов и заканчивались виллой в Палермо…

Интересно, что деревня Митина в ее старой части весьма широка, то есть была исторически застроена с требованиями по ширине тракта.

Так как с одной стороны рост деревни ограничивала река, Митина росла вдоль тракта в другую сторону. Новая ее часть значительно уже старинной и сегодня практически слилась с соседним селом Вязовкой.

Вязовка на карте Менде от 1850 года – крупное село из 173 дворов на трех улицах. Та, по которой шел тракт, была короткой и до сих пор официально называется «Большая дорога».

На пересечении улиц в Вязовке возникает площадь, на которой стоит церковь Казанской Божией Матери (1865).

До нее на этом месте располагался одноименный деревянный храм, который сгорел якобы в 1857 году от свечи или лампады прямо в Страстную субботу вместе с большей частью села. Каменную церковь строили несколько лет, и она удалась: трехпрестольная, расписная внутри, с позолоченными главками. Встречается информация, что в храме находилась большая икона Казанской Божьей Матери, сложенная из цветных стекол, что несколько неканонично. Ее считали чудотворной. Храм закрыли в 1937 году, священника отправили в Сибирь, иконы вывозили к реке Кудьме и сжигали. Сейчас же храм восстановлен.