Фоминки: усадьба над озером

Если вы вдруг окажетесь на муромской дороге, что бежит через гороховецкие леса, непременно сделайте остановку в Фоминках. 

Проехать мимо действующего дореволюционного пожарного депо, краснокирпичного, со смотровой башней, невозможно. Такие и в городах-то не сохранились. А тут в селе – стоит. Но это далеко не все богатство Фоминок.

Описывая историю Фоминок, местные краеведы пишут о старинной дороге из Мурома на Гороховец. Такая действительно была – это видно на Владимирской губернской карте-верстовке генерала Менде от 1850 года. И вот досада – она как раз не шла через Фоминки, в отличие от современной. Раньше дорога обходила село западнее, через Заозерье, Борзаковку и Зыково, делая дугу. А главная улица села тянулась вдоль простой деревенской дороги на Расстригино.

Первое, что видишь, проезжая Фоминки – это пожарное депо со смотровой башней. Краснокирпичное, маленькое, аккуратное, на двое ворот – загляденье! И что особо удивительно – действующее!

В селе Фоминки вольная пожарная дружина появилась в 1898 году по инициативе братьев-крестьян Чекуновых и купца Бахтова, как актуальнейшее нововведение – находясь в лесном краю, Фоминки часто горели. Служили в ней добровольно сами фоминковские крестьяне, доведя свое мастерство в борьбе с огнем до совершенства: Фоминская пожарная дружина считалась одной из лучших во Владимирской губернии. Общая численность “охотников”, как тогда называли активистов, доходила до 338 человек, которые уже в свою очередь делились на отряды багорщиков, трубников, водоснабжателей, лазальщиков, топорщиков и санитаров.

Как писал в 1899 году журнал «Пожарное дело», Фоминковская дружина «хотя не богата средствами, но богата своей деятельностью и энергией». На экипировку и оснащение пожарной дружины деньги собирали всем миром – набрали 1,5 тысячи рублей. Разумеется, вопрос о строительстве настоящего депо встал очень скоро. Крестьяне еще собрали денег и построили депо своими руками прямо у дороги, на берегу озера, чтобы иметь источник воды в любое время года.

На строительство пожарного депо ушло, по информации краеведов, 100 тысяч кирпичей, 300 сосновых бревен и 1500 пудов извести. Обычно после дежурства дружинники пили в чекуновском трактире чай, а по выходным проводили спевки на случай смотра.

Любопытная деталь — здание пожарного депо в начале 1900-х годов было и народным театром, который организовала грамотная молодежь села. Дружина, судя по всему, не была против. Сейчас стену депо украшает памятная табличка с изображением первого начальника команды – Алексея Афанасьевича Чекунова.

Кстати, его брат Иван Афанасьевич был человеком необыкновенной судьбы – он был “ходоком”. Доходил до Столыпина, Керенского и самого Ленина. По пути к Ильичу потерял очки, купил на рынке дурные, а потому совершено не мог изложить вождю свои предложения по крестьянской жизни в письменном виде. Говорят, Ленин сам купил ему хорошие очки. Местные верят, что на картине Серова “Ходоки у Ленина” могучий старик в грязных сапогах – и есть их Чекунов.

Возвращаясь к теме пожарного дела в Фоминках, хочется отметить изящество смотровой башенки депо. Жаль, не предлагают туристам подняться для обзора – все равно ведь в век современной связи это в чистом виде декорация.

Мы обошли депо и вышли к озеру, которое, согласно краеведческим запискам, не что иное, как запруда маленькой овражной речушки. Очень практично иметь селу такой запас воды и красоты. Ведь водоем, обсаженный ветлами, весьма живописен.

А вот вид на депо от озера обезображен бревенчатым пристроем. Зато наверняка он полезен в пожарном хозяйстве.

Фоминки – большое живое село, но и тут, как везде, появляются брошенные домики.

Улицы по-мартовски раскисли.

Большинство домов обращено к озеру лицевой стороной, но есть и несколько изб, стоящих к водоему “задом”. На картах до 1850 года включительно ни один уличный порядок не выходит огородами к воде – все дома смотрят на озеро фасадами. Не исключено, что это регламентировалось помещиком – мы уже описывали случаи, когда именно по распоряжению владельца селения разворачивались к водоемам лицевой стороной, чтобы барин имел приятный пасторальный вид. Так было сделано, например, по распоряжению помещика Воронцова в имении Батыево (Ивановская область). Видимо, сегодняшнее положение – это последствие советской уплотнительной застройки.

Почта. Ясное дело, один из лучших в селе домов.

Жаль, что не дошел до нас в своем прежнем виде. Красавец.

Вид на пожарное депо с берега от почты. Старые вётлы не выдерживают, падают и становятся видны их уставшие сердца – сердцевина в труху. Попадаются и спиленные старые деревья.

Отсюда заметно, что этот противоположный от пожарной каланчи берег представляет из себя холм и имеет регулярные посадки из старинных деревьев. Даже вдоль озера начинают попадаться более, чем вековые ели, липы в букетных посадках и лиственницы, которые в самосеве в нашей местности встречаться уже перестали. Это начинался барский парк. Точнее, то, что осталось от усадьбы.

Находим тропку и начинаем подниматься в парк, к вековым деревьям, однако первое, что видим – остов каменного двухэтажного дома из старого кирпича. У него есть и третий этаж, слишком высокий для чердака. Дом имеет простые кирпичные украшения. Некоторые окна явно заложены, а некоторые наоборот – растесаны. Дом обезображен пристройками и стоит как-то неправильно, боком к озеру и на собственной высокой и ровной площадке. Это уже явная работа с рельефом, что для постановки крестьянского дома весьма дорого.

Внутри – стены, обложенные советской плиткой – здание явно использовалось в хозяйственных нуждах, но было брошено. По спискам объектов культурного наследия дом не проходит, но он явно из прошлого. Возможно, дом богатого крестьянина – в Фоминках еще стоят такие крепыши из кирпича. Но крестьяне строили, ориентируясь на красные линии улиц. Что здесь было до революции, я пока не узнала – даже сельский краеведческий сайт не отвечает на этот вопрос. На этом фото дом, а на втором плане – озеро.

А на этом кадре видна подсобка, которой дом выходит к озеру.

Правда, на сельском сайте нашлась фотография 1962 года, на которой этот дом виден. Белеет на фоне темного парка на горе уже с пристройками. Обозначений никаких нет.

Возможно, “дом у озера” стоит боком, потому что был соориентирован на парковые дорожки? Когда мы поднялись в парк, то заметили, что липовая аллея расступается, пропуская гуляющих к дому. В барских усадьбах, строящихся с таким размахом, не ставили хозяйственных корпусов у больших водоемов – это некрасиво и непрактично. Поэтому я бы сделала предположение, что дом был предназначен под жилье и, возможно, имел отношение к усадьбе. Например, мог быть флигелем.

Чья же была усадьба? Список владельцев, начиная с царей – целый список из двадцати персон. И одна другой интереснее. Каждая судьба – как книга 🙂

Что и как обустраивали в Фоминке (да, до середины XIX века встречается название «Фоминка») самые старинные хозяева – неизвестно. Не исключено, что владение ограничивалось сбором податей. В 1462 году великий князь Василий Темный завещал Фоминку своему старшему сыну Ивану III. После его смерти этой волостью владел Василий III, а потом Иван Грозный со своей матерью Еленой Глинской. Эта царская волость и в дальнейшем принадлежала российским самодержцам. Но в 1619 году царь Михаил Федорович Романов пожаловал с царского плеча Фоминку думному дьяку Николаю Новокщеному. К 1639 году почти всей здешней Замотринской волостью владели уже бояре Одоевские. Землю называли Одоевщиной, а простонародному “Адовщиной”.

Никита Иванович Одоевский (1605 – 1689) рано остался сиротой и потому начал служить престолу с малолетства. Добрые звезды сложились для него удачно – он стал одним из крупнейших землевладельцев на Руси XVII века и оказывал сильнейшее влияние на внешнюю и внутреннюю политику государства, умудряясь не впадать в немилость. Возглавлял комиссию по подготовке Соборного уложения, вёл суд над патриархом Никоном, курировал уничтожение местничества. Загоскин характеризовал его как «Сперанского XVII века». Интересно, что в подмосковных сёлах князя Одоевского (Никольское-Урюпино, Архангельское и других) трудился талантливый крепостной зодчий Павел Потехин. Но никаких упоминаний и тем более следов того, что Потехин приложил руку и в Фоминке, не осталось.

В 1722 году по закладной Фоминка перешла к Долгоруковым. Сергей Григорьевич (?—1739) — один из выдающихся русских дипломатов XVIII века. Однако в период дворцовых переворотов после смерти Петра I не удержался и был втянут родней в борьбу сначала с Меньшиковым, а потом с курляндской герцогиней Анной Иоанновной. И если первую схватку Долгоруковы выиграли, то во второй проиграли. Именно племянница фоминковского помещика Сергея Григорьевича была обручена с Петром II, который скоропостижно скончался. И добрый дядюшка собственноручно подделывал его завещание, отписывая власть молодой невесте-племяннице. Анна Иоанновна вела следствие с особой тщательностью. Долгорукова сначала выслали под караул в Фоминку (значит, тут уже был барский двор), потом в Рязанскую губернию в Раненбург. Был период, когда можно было подумать, что Долгорукова простили – его даже назначили послом в Лондон, однако буквально перед выездом опять арестовали и на этот раз казнили. Все имущество было конфисковано, старшие сыновья были забриты в солдаты, а младшим запретили учиться грамоте, чтобы росли без надежды на службу. Вдова, будучи дочерью всемогущего и весьма богатого сановника петровской эпохи Петра Шафирова, мыкалась по углам.

Пришедшая к власти Елизавета Петровна вспомнила страдалицу вдову Долгорукова – Марфу Петровну. Императрица вернула разом постаревшей от невзгод женщине Фоминку и детей. Также Марфа Долгорукова получила некоторый капитал, но не нашла в себе сил ехать в столицу и осталась жить в Фоминке. Якобы именно она велела запрудить овраг с речушкой, построила плотину, по которой идет современная автодорога. Она же в 1750 году поставила тут первую деревянную церковь, которая потом сгорела в пожаре 1774 года. Видимо, Марфа Петровна и стала основательницей настоящей усадьбы, построив новый дом и разбив парк. Вряд ли она оставила в Фоминке ту избу, где она с мужем и детьми сидела под караулом солдат.

К сожалению, я не нашла портрета Долгоруковой. Зато есть портрет отца Марфы Петровны – Петра Шафирова, благодаря которому Долгоруков избежал немедленной казни и даже был назначен послом в Лондон. Как только влиятельный старик умер – Долгоруков пошел на эшафот, а семью постигли беды и лишения.

Наследники Марфы Петровны продали Фоминку. Может, память о семейных горестях сыграла свою роль, а, может, была острая нужда в деньгах. Купил поместье Никита Демидов-младший, которого даже обвиняли в том, что он давал взятки Петру Шафирову за некоторые преференции в Коммерц-коллегии. Никита Никитич был в тяжелых отношениях с отцом, который ему практически ничего не оставил в наследство и к делам семьи не подпускал. Родительскую нелюбовь Демидов-младший компенсировал деловой хваткой: уже своим наследникам он  оставил 11 заводов. Именно ради них он скупал деревни и села. Не исключено, что и Фоминка отдала часть своих жителей на тяжелое производство. При этом Демидов приложил руку к постройке новой деревянной церкви взамен сгоревшей.

Наследники Демидова продали Фоминку генерал-лейтенанту Александру Алексеевичу Жеребцову. В селе Фоминка он успел перенести построенную помещиком Демидовым деревянную церковь из села на приходское кладбище и построить каменную Казанскую церковь в 1806 году.

Имение Фоминки унаследовала его вдова Ольга Александровна (1766 – 1849), родная сестра последнего фаворита императрицы Екатерины II Платона Зубова. Замуж ее выдали в 14 лет, в 15 лет она уже стала матерью первенца. Муж занимал в её жизни столь незначительное место, что многие ещё при его жизни считали Ольгу Александровну вдовой и путались в исчислении ее романов.

Эта дама вряд ли интересовалась Фоминкой – она была поглощена светской жизнью, интригами, развлечениями и прожила ярчайшую и далеко не самую благочестивую жизнь, которая до сих пор вдохновляет писателей и сценаристов. Самый яркий эпизод ее деятельности – участие в организации убийства императора Павла I. Ее любимым загородным местечком была усадьба “Сан-Суси”, что означает “Беззаботная”, построенная на месте деревни Горбунки в нынешней Ленинградской области. Современники считали Жеребцову одной из возлюбленных принца Уэльского, будущего Георга IV. Своего внебрачного сына Егора Норда она привезла из Европы в раннем детстве в Россию и выдавала за сына британского монарха. Мальчик вырос вместе с законными детьми Жеребцовой и имел собственные весьма большие капиталы, что может быть доказательством того, что он был непростого происхождения.

Фоминка вошла в наследную массу вдовы и досталась старшему сыну Александру, одному из лидеров российского масонства, чье именование в этой среде звучало как “Рыцарь венчанного креста”. Этот Жеребцов не имел многочисленного потомства – его наследницей стала единственная дочь Ольга (1807 – 1880), полная тезка своей бабушки-авантюристки, отчего их часто путают.

Ольга Александровна, как единственный ребенок, росла при матери, которая любила жить в Европе и часто пользовалась гостеприимством своего брата-масона Павла Лопухина. В ранней молодости чуть не была выдана замуж за иностранного герцога Монтебелло и уже носила на браслете портрет жениха, однако свадьба расстроилась. Остались сведения, что виновником оказался император Николай I.

У императора был резон разрушить наметившийся брак. Николай I, переживший восстание декабристов и зная цену верным людям, во всем опирался на генерал-адьютанта Алексея Федоровича Орлова (1787 – 1862). Этот генерал был славен тем, что прошел все войны начала XIX века, включая Аустерлицкое и Бородинское сражения. В декабре 1825 года на Сенатской площади он лично командовал конной гвардией и водил в атаку полки на вооруженное каре восставших. Эта преданность помогла Алексею отыграть у судьбы жизнь брата-декабриста Михаила Орлова, которого ждал если не эшафот, то каторга точно.

Красавец двухметрового роста, широкоплечий и физически сильный, поддерживавший в войсках железную дисциплину, Орлов был незакононнорожденным сыном графа Федора Орлова, а потому богатства не имел, всю жизнь провел в казармах и сражениях, а в свои 38 лет был неженат. За верность в восстании император присвоил ему графский титул, но желал также упрочить положение Орлова в свете выгодным браком. Намечающаяся в Европе свадьба юной Ольги Жеребцовой, единственной наследницы своих родителей, с иностранным герцогом Монтебелло не состоялась якобы только потому, что Николай I решил наградить своего генерала-гиганта юной красавицей из знатной и богатой семьи. Николай I беспардонно вмешался в планы семейства, разрушил помолвку и сосватал хрупкую 18-летнюю Ольгу грозному генералу Орлову. Разница в возрасте у них была 20 лет. Жеребцовы не смогли протестовать, Ольга робко смирилась, а посаженным отцом со стороны жениха на свадьбе был сам император.

“С лицом Амура и станом Аполлона Бельведерского, у Алексея приметны были мышцы Геркулесовы; как лучи постоянного счастья и успехов играли румянец и вечная улыбка на устах его,” – так цветисто характеризует его Филипп Вигель, который больше известен язвительными замечаниями. “У Алексея был совершенно русский ум: много догадливости, смышлености, сметливости; он рожден был для одной России, в другой земле он не годился бы,” – писал все тот же остряк Вигель.

«О ты, который сочетал
С душою пылкой, откровенной
(Хотя и русский генерал)
Любезность, разум просвещенный…», – писал об Орлове Александр Пушкин.

Семейная жизнь Орловых, несмотря на 20-летнюю разницу в возрасте и определенную подневольность, сложилась благополучно. Как тогда говорили, Орлов был слишком здоров для мотовства, измен и пьянства. Он был поглощен службой – возглавлял III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии и был шефом жандармов. Кроме этого, он занимался дипломатической работой, на ниве которой имел успех и признание. Нежно любимая им супруга разделяла с мужем его возвышение и почести, успевая увлекаться нумизматикой, обустраивать свое любимое имение в Стрельне и доводить великосветских дам до припадков своими острыми замечаниями и шуточками. Она родила мужу сына Николая и дочь Анну.

Именно Ольгу Александровну краеведы связывают с обустройством имения в Фоминках. Вообще интерес Орловой к подобным занятиям проявился в полной мере при строительстве дворца в Стрельне, который обошелся семье в 450 тыс рублей. Ольга Александровна лично отбирала проекты здания в целом и интерьеров, ткани для драпировок, мебель, посуду и прочие необходимые для обустройства вещицы. Не исключено, что новый дом и парк в Фоминках заложила тоже она. Встречаются данные, что несохранившийся до наших времен фоминковский барский дом был построен именно в орловскую эпоху, имел четыре десятка помещений и был выполнен в «русском стиле» из камня. Кстати, хозяйственное управление имениями осуществлял сам Орлов.

Так как  дочь Анна у Орловых прожила всего год, наследником стал единственный сын Николай (1827 – 1885), дослужившийся также до генеральского звания и бывший дипломатом, послом в ряде европейских стран.

Князь Николай Орлов имение Фоминки продал в 1879 году главе Госбанка Александру Людвиговичу Штиглицу (1814 – 1884) за 1млн рублей – громадную сумму по тому времени. Штиглиц мог себе это позволить, так как был баснословно богат. Он был известен тем, что основал в Петербурге промышленно-художественное училище, где трудился известный архитектор Месмахер, построивший в городе на Неве много замечательных по архитектуре зданий.

Штиглиц был женат, но общий с супругой сын Людвиг скончался в младенчестве. С годами барон и его супруга потеряли надежду стать родителями, но затем в жизни Штиглица произошло чудо.  В июне слуга барона находит в кустах сирени на даче в Петровском роскошную колыбель с младенцем в шелковых пеленках. К кружеву была приколота записка о том, что девочка родилась 10 декабря 1843 года и крещена по православному обряду Надеждой, отчество её Михайловна, а на шее имелся дорогой золотой крестик с крупной жемчужиной. Штиглицам дали понять, что девочка – незаконнорожденная дочь великого князя Михаила Павловича и фрейлины К. Император принял участие в судьбе своей племянницы, сказав Штиглицу, что его интересует участь подкинутого ребенка, и тем самым побудив бездетного банкира удочерить незаконнорожденную, что и произошло в 1844 году. Так как ребенок появился в семье в июне, девочке дали фамилию Июнева. Несмотря на то, что барон и баронесса были лютеранами, девочку они воспитали в православной вере. Выросла замечательная красавица, кстати, очень напоминающая своего настоящего отца.

Надежда Михайловна (1843 – 1908) стала богатейшей невестой России, и в 1861 году в возрасте 17 лет была выдана замуж за секретаря Государственного совета Александра Половцева (1832 – 1909). После смерти приёмного отца она стала собственницей громадного состояния в 16 – 17 млн рублей и большого количества недвижимости. Фоминки были ею тоже унаследованы.

Затем Фоминки достались в наследство сыну Половцевых – Александру Половцеву-младшему (1867 – 1944). Дипломат, этнограф, ориенталист и человек утонченных вкусов, он связал свою жизнь с Востоком, служа в Министерствах внутренних дел и иностранных дел.

У Половцева-младшего была роскошная дача на Каменном острове, а сам он годами жил в разъездах, поэтому Фоминки, чья ценность в те годы состояла больше в лесных участках, чем в самой усадьбе, были проданы в 1892 году вдове фон Мекк.

Надежда Филаретовна фон Мекк (1831 – 1894) – вдова железнодорожного магната, инженера Карла фон Мекка, хозяйка подмосковной усадьбы Плещеево, меценатка, известная своими эпистолярными отношениями с композитором и музыкантом Петром Чайковским, который получал от своей благотворительницы кроме словесного одобрения и материальное поощрение. На книгу тянет не только история переписки Надежды Филаретовны с Чайковским, но и ее собственная жизнь.

Любящая музыку 17-летняя Надежда была выдана замуж за инженера фон Мекка, чей гениальный технический ум в сочетании с деловой хваткой супруги сделал семью миллионерами. Если в 1860 году в России было только 1000 км железной дороги, то уже двадцать лет спустя, благодаря деятельности фон Мекка, было уже более 15 000 км. Хрупкая Надежда родила 18 детей, из которых семеро умерли в раннем детстве. Самый младший ребенок – дочь Людмила – была любимицей отца Карла фон Мекка. Однако рождена она была от связи своей матери с инженером железных дорог Александром Александровичем Иолшиным, который впоследствии стал мужем старшей дочери, Елизаветы фон Мекк. Тайна рождения Милочки якобы хранилась от главы семейства пять лет, но в один момент старшая дочь Александра в приступе дочерней ревности открыла её отцу.

С Карлом Федоровичем случился инфаркт, после которого он скончался. Тяжело себе представить состояние главных виновников случившегося… Впрочем, есть версии, что муж был в курсе увлечения жены и сам был грешен, а инфаркт у него случился из-за слабого сердца.

В 1892 году Надежда Филаретовна сама уже была тяжело больна чахоткой, и покупка Фоминок для нее – это вложение денег в лесные дачи. Через два года ее не стало. Состояние семьи к тому моменту уже пошатнулось. В 1901 году гороховецкое имение фон Мекк, управляющим которым был Юрий Федорович Сабанеев, за 150 000 рублей купили нижегородские купцы Никольский и Захаров, а с 1903 года им стали владеть Никольский, Шуртыгин, Лазуркин, Каменева, Густова, Шевченко, а также Сироткин и Чернонебов. И так было до 1918 года. Нижегородских купцов интересовал, прежде всего, лес фоминковских дач.

Из всех перечисленных совладельцев наиболее интересен председатель Нижегородского биржевого комитета, председатель съезда старообрядцев с 1899 года, председатель общества страхования судов, купец Дмитрий Васильевич Сироткин (1864 – 1953). Как владелец образцового баржевого каравана на Волге для перевозки нефти и нефтепродуктов, он в 1907 году заказал на Гороховецком судостроительном заводе Шорина самое большое по тем временам нефтеналивное судно мнущего типа – баржу «Марфа Посадница».

Согласитесь, перечень владельцев велик. Кто из них на самом деле гулял по фоминковским аллеям и жил в барском доме – доподлинно неизвестно. Не исключено, что список тех, кто ценил это место, будет очень краток – Марфа Петровна Долгорукова, построившая тут деревянную церковь и плотину, а также Ольга Александровна Орлова, построившая барский дом и заложившая или обустроившая парк. Даже если и так, эти дамы способны придать Фоминкам ауру интересного места.

Продолжаем гулять по парку, куда мы поднялись от озера мимо дома-флигеля.

Парк имеет подъездную трехрядную аллею – узкая часть, словно пешая, и более широкая проездная. Фото сделано в сторону выезда, на главную улицу села.

На въезде с главной улицы села, кстати, стоят старинные и весьма живописные деревья.

Эти же дубы на советской фотографии – за сараями проглядывает все тоже здание.

Вот так выглядит въезд в парк сейчас.

Подъездная аллея, делая легкий изгиб в начале, продолжается по прямой, оставляя справа и озеро, и флигель, и главный дом.

Если продолжить строить предположения и руководствоваться спутниковыми снимками усадебного парка, а также общими правилами размещения объектов в усадьбах, то главный дом мог быть на месте сегодняшнего детского сада – ровная и высокая площадка в окружении особенно старинных и разросшихся деревьев, среди которых преобладают лиственницы, липы и дубы.

1.Пожарное депо села.
2.”Дом у озера”, предположительно флигель.
3.Предположительное место усадебного дома.
4.Место, где стояла Казанская церковь (1806 год).
5.Земская больница.

Плюс на карте Менде 1850 года особо указан парк и отдельно стоящий дом – рядом с озером.

Предположительно сейчас на месте дома – детский сад села Фоминки. Двухэтажное кирпичное здание, вытянувшееся вдоль аллеи и окруженное вековыми липами, дубами и лиственницами.

Не исключено, что окна барского дома смотрели с холма как раз на озеро и на вот эти старые раскидистые деревья. И до “флигеля” – рукой подать.

А вот это соседнее здание стоящее также параллельно аллее вполне может стоять на месте хозяйственных служб. Лиственницы тут – красавицы.

Тут же, совсем рядом, перекресток аллей и обсаженная ровными рядами деревьев поляна – такие в усадебном ландшафте называли “зеленой залой”. А чтобы любоваться по осени ее красотами, через одинаковое расстояние с лиственными сажали, например, ели. Контраст вечной зелени добавлял радости помещичьему глазу.

И прекрасно сохранившиеся участки вековых липовых, дубовых и лиственичных аллей. Иногда посадка очень тесная.

Удивительно, что село сохранило этот парк, не выпилило, хотя утраты наверняка есть, не застроило. Асфальт положен только на паре тропинок – там, где люди привычно ходят до детского сада, на соседнюю улицу и до больницы. Остальные  аллеи остались живыми, усыпанные мягкой лиственничной хвоей.

Аллей в парке мы нашли несколько. Судя по всему, парк был разбит ими на квадраты. Ширина аллей если и позволяла верховые прогулки вдвоем, то буквально стремя к стремени. Очевидно, что аллеи были непроезжими – ширины хватило бы максимум на легкую одноколку. Словом, они для пеших променадов.

В парке поставлена новая деревянная церковь взамен каменной, утраченной в годы безбожия. Нам еще только предстояло побывать на месте, где стоял Казанский храм, построенный чаяниями помещиков Жеребцовых. Он стоял на берегу озера, а не в парке. Поставить новодел на намоленном месте не вышло – там еще стоит кирпично-бетонный уродец.

Букетные посадки лип в парке намекают, что формировался он в XIX веке.

В этой части парка сосредоточились здания земской, а потом и сельской больницы. Вот так они выглядели во время паводка в советские годы.

Сейчас очевидно, что по назначению используется только каменное здание.

Деревянные не выдержали, видимо, бега времени и недофинансирования.

Выходим на главную улицу. Там еще встречаются вот такие старинные каменные склады-амбары, которые могли быть и магазинами.

Попадаются весьма живописные домики. На наличниках – солярные знаки, характерные в муромской стороне и вообще приочье.

Сохранились в Фоминках вот такие купеческие усадебные комплексы. Это главный дом усадьбы Бахтовых с флигелем (конец XIX – начало XX века). Бахтовы вместе с Чекуновыми были основными пайщиками основания пожарной дружины в Фоминках и строительства депо.

Вот эти здания на советских фото. Заметно, что кровля главного дома перекрывалась и потеряла ряд деталей – слуховое окно, трубы с дымниками.

То же самое можно сказать и про флигель.

Это здание стоит практически напротив – когда-то торговые ряды и лавки, потом дом культуры, а теперь, как мы поняли,  музей.

Несмотря на то, что окна в каменном этаже заложены, а второй этаж из дерева явно перестраивался, здание все равно украшает центр села и делает его самобытным. Левее торговых рядов  – вход в парк и начало одной из аллей, которая вела, видимо, к барскому дому. Правее – был храм.

У храма была маленькая соседка – часовня. Она чудом уцелела и так и стоит в начале Почтовой улицы, которая идет по берегу озера, и на которой мы уже были. От часовенки рукой подать до домика-флигеля.

Вид на торговые ряды сбоку, от часовни.

Еще раз проходим по Почтовой и снова смотрим на этот странный домик.

Кстати тут улица вымощена белым камнем. Близость воды, видимо, делала ее непроезжаемой в распутицу.

Вид с усадебного берега на пожарное депо.

Депо и дорога, идущая по старой плотине.

Казанская церковь, построенная Жеребцовыми в 1806 году, была соседкой пожарного депо – они стояли вдоль главной улицы на разных концах плотины.

Вот тут видно, что берег, на котором стоял храм, подсыпан и укреплен. Справа – деревья над озером. Казанский храм, хоть и обезглавлен, но все еще красив – входной портик, световой барабан. Судя по всему, храм в плане был в форме креста. Круглые световые или слуховые окна на главном куполе отсылают нас к барочным церквям второй половины XVIII века. Да, строили Жеребцовы со вкусом. На рубеже 60 – 70-х годов в советскую эпоху храм взорвали и разобрали на кирпич.

Вот на этом фото виден и храм у озера, и каменный дом в парке.

Вся прогулка по Фоминкам заняла у нас полтора часа, но загадок село насыпало нам полные пригоршни. Советуем не спешить на муромско-гороховецкой лесной дороге и непременно остановиться. И пусть нет уже барского дома – вековые аллеи лиственниц, лип и дубов будут рады мерным шагам гуляющих.