Галибиха: ветлужские терема Левашевых

Массивные, как старинные сундуки, терема стоят на кромке коренного берега Ветлуги. Удивленно подняв брови резных наличников, они смотрят на бег сине-стальных вод реки и самого времени.

Пожалуй, это одна из самых известных усадеб Нижегородской области, но не самая посещаемая туристами.

Впервые я приехала в Галибиху осенью 2010 года. Был ненастный октябрь, не располагавший к прогулкам. Хорошенько рассмотреть усадьбу, все ее пять жилых домов, кухню, ледник и дом прислуги мне не удалось. Здания утопали в сорных зарослях, а те в свою очередь – в мусоре. Колкий борщевик портил кадры. У теремов падали крылечки, стекла местами были разбиты, обезображенные поздними переделками и покрашенные в ядовито-зеленый цвет помещения были полны лома советской мебели и безобразных граффити. Парковые аллеи лучше было фотографировать так.

Сейчас, в 2018 году, парк расчищен, один из теремов приведен в относительный порядок, и в нем расположился музей усадьбы. Гулять стало приятно, а потому однозначно welcome. Место заслуживает внимания.

Въезд в деревню Галибиху сейчас не совпадает с прежним, но также идет через речку Смородину – тезку мифической славянской реки, отделяющей мир живых от мира мертвых и названной так за источаемый «смрад». Здешняя Смородина – обычная лесная речка.

Изначальное название Галибихи – «Изба на яру», то есть на высоком берегу реки, на горе. Когда селение стало именоваться Галибихой – неизвестно. Предположительно, это название произошло от татарского слова «галиба» – в значении «победа». Но о громких ратных подвигах в этой части ветлужской земли мне ничего не встречалось.

Ценность самой Галибихи в качестве объекта туристического интереса спорна – большею частью это советские избы с грубой пропильной резьбой, которые мало, кому интересны, но мы прошлись по центральной улице. На грубых наличниках – капли воды, рыбьи хвосты, ужи-господарики и утки. Хороший набор оберегов речной деревни.

Жемчужина Галибихи – колесный колодец. Он не из тех гигантов со ступальным механизмом, которых еще можно видеть в этнографических музеях России, а просто ручной. И состояние его год от года все хуже – уже провалился сруб, догнивает вал и столбы, а колесо потеряло большинство ручек. Воду из него уже давно никто не берет.

Уже практически на выезде из Галибихи, за школой, нужно свернуть налево. Грунтовая дорожка с лужами уведет вас на край бывшего помещичьего парка, где надо умудриться бросить автомобиль, так как оборудованных парковок там нет. Если сомневаетесь – оставляйте авто на обочине асфальтовой дороги.

А дальше – пешая прогулка по имению людей ярких и незаурядных. Старые аллеи сохранились фрагментарно, а дорожки уже не отсыпаны речным песком, но пройтись все равно приятно.

Через балку с ручьем к имению перекинут железный советский мостик.

А когда-то парковые мостики в Галибихе были деревянными – балки резали коренной берег Ветлуги, как ножи – подовой пирог.

Впрочем, обо всем по порядку. Эта часть ветлужской тайги с ее селами и деревнями со времен Ивана Грозного принадлежали Собакиным. Захудалый род боярина Данилы Собаки дал царю третью жену – красавицу Марфу Петровну, которая скончалась через 15 дней после венчания, добавив огорчений Ивану Васильевичу. Но мимолетную родню царь не забыл и подарками не обидел.

Премьер-майор екатерининского времени Петр Александрович Собакин (1744- 1821) владел уже 12 тысячами мужских крестьянских душ и имел усадьбы поближе к столицам, однако и на Ветлуге отметиться успел. Легенды о том, как он разорял крестьян и порол дворню, прибывая для инспекции своего лесного края, живы до сих пор. Главное развлечение барина без предрассудков: Собакин велел выносить из дома богатый гроб, ложился в него и слушал плач согнанных крестьян.

Если стенания были недостаточно искренними, все плакальщики бывали пороты. Местные урядники обходили его вотчины стороной и мер к барину не принимали. Говорят, мрачный гоголевский Собакевич писан с Петра Александровича.

Жена его, Марфа Петровна, была урожденной Голицыной, но став Собакиной, превратилась в полную тезку царской невесты. Она тоже скончалась безвременно, успев родить своему сердитому мужу двоих детей – сына Александра и дочь Елизавету. Наследник Александр Петрович Собакин дослужился до камергера и получал неплохой доход от лесных имений.

Камергер Собакин был женат на иностранке, представительнице древнего французского аристократического рода, виконтессе Елизавете де Полиньяк, дочери близкой подруги французской королевы Марии-Антуанетты. Брак был счастливым, но бездетным.

В 1831 году камергер Собакин принял предложение о покупке части этих ветлужских лесов с усадьбой в селе Богородском от московского дворянина, участника войны 1812 года, отставного гвардии поручика Николая Васильевича Левашева.

Тот не имел тяги к службе, зато обзавелся семьей, а потому думал о наращивании своей наследной массы, доходов и приданого для дочерей.

Он временами приезжал на Ветлугу и жил в селе Богородском, в доме, построенном еще при Собакиных. Судя по воспоминаниям его зятя, инженера, генерала и сенатора Андрея Дельвига, в 1839 году это выглядело так:

«… поехали в имение тестя село Богородское Макарьевского уезда Нижегородской губернии. Меня очень поразил своим ничтожеством и бедною обстановкою господский дом в имении, состоявшем из 3600 душ мужского пола. Он выстроен на довольно высоком и крутом берегу реки Ветлуги, но около него не было не только сада, но деревца и огорода. Службы, которые я привык видеть при господских домах даже в незначительных имениях средней полосы России довольно большими, здесь ограничивались двумя избами, из которых в одной помещалась контора по управлению имением, а в другой господская кухня и несколько дворовых людей. Все это представляло печальный вид».

И никаких тебе упоминаний о наваристых суточных щах, мясных и постных пирогах, крепких настойках, томленой в печи каше с корочкой, жареной дичи с луком и кореньями на тяжелых чугунных сковородках, затейливых вареньях в розетках к чаю из меднобокого самовара. А зять Андрей Дельвиг был гурман и всю жизнь ценил хороший стол и добрую выпивку. Видимо, не обладал Левашев хозяйской хваткой, а имение не было уютным гнездышком, где только что поженившейся паре можно было бы отдохнуть от московской круговерти.

Стоит отметить, что в том же 1839 году скончалась хозяйка – супруга Левашева Екатерина Гавриловна, урожденная Решетова. Она была двоюродной сестрой декабриста Якушкина, друг Чаадаева, Герцена, Огарева, Кетчера и Белинского, Дельвига и Александра Сергеевича Пушкина. Находилась в переписке со ссыльными декабристами, посылала им книги и по возможности деньги. Екатерина Гавриловна держала литературно-философский салон в собственном доме на Новой Басманной в Москве, разделяла прогрессивные взгляды и жила всем этим. Белинский был учителем ее детей по гуманитарной части, а рисование преподавал позже ставший известным портретист XIX века Петр Соколов. Имея перед собой характерные лица родителей семейства и детей, он рисовал их.

«Образованная и умная женщина, — как писал о Левашевой-матери ее зять Андрей Дельвиг, — она и умела занимать всех посещавших ее и вести свою многочисленную прислугу в порядке, не употребляя ни крика, ни телесных наказаний… Муж ее, Николай Васильевич, был добрый человек, читал постоянно французские газеты или играл в шахматы, более молчал, и жена его умела делать так, что и он казался человеком образованным».

Французские газеты – это, конечно, не календарь земледельца и не сборник мануфактурных практических советов. Левашев, очевидно, не был хозяйственным барином, и жизнь его, по свидетельствам, была выстроена дорогой супругой Екатериной Гавриловной.

“То было одно из тех чистых, самоотверженных, полных возвышенных стремлений и душевной теплоты существ, – писал о ней Герцен, – которые излучают вокруг себя любовь и дружбу, которые согревают и утешают все, что к ним приближается”.

За год до кончины Екатерины Гавриловны Левашевы выдали замуж одну из своих дочерей – Эмилию (1820 – 1878). Образованная и очень музыкальная девушка с сильным певческим голосом и страстью к русским народным песням очаровала молодого гостя своих родителей – кузена пушкинского друга Антона Дельвига – барона Андрея Дельвига (1813 – 1887). Единственное ее изображение, которое удалось найти, относится уже к поздним годам.

Жених происходил из знатного остзейского рода, чьи корни прослеживались вплоть до XIII века, однако Андрей Иванович искренне обижался, когда ему прямо или косвенно напоминали о его германских предках. Он был православным по вере и русским по духу (мать – урожденная княжна Волконская). Барон окончил полный курс Института путей сообщения, где было великолепно поставлено преподавание точных наук. Поверхностное преподавание наук гуманитарных успешно компенсировалось тем, что в доме двоюродного брата Антона Дельвиг имел возможность войти в узкий круг петербургской интеллектуальной элиты. Именно здесь он познакомился с самим Пушкиным, о котором оставил не самые милые упоминания. Примерно в это время создавался «Евгений Онегин», и в великом романе есть строчки: «Шоссе Россию там и тут, соединив, пересекут».

Позже зять Левашевых Андрей Дельвиг стал крупным инженером. Он создавал и воплощал в жизнь многие масштабные проекты ХIХ века – первые в России шоссейные и железные дороги, водопроводы, каналы, мосты, важные городские постройки. У него были хозяйственная хватка и честность, в которой соединились немецкая пунктуальность и русское представление о праведности. Это он соединил Нижний Новгород с Москвой обычным шоссе и железной дорогой, дал городу первый водопровод.

Дельвиг ценил порядок и уют – потому в 1839 году он так заострил внимание на бедственном положении усадьбы Левашевых в Богородском. Пару месяцев после приезда он изучал конторские книги, объезжал деревни тестя, придумал систему наград для примерных крестьян и наказаний для дурных.

«Высшей наградой было название почетного крестьянина. Затем следовала выдача похвальных листов и просто письменная и словесная благодарность. Наказания же состояли из словесных и письменных выговоров, денежных штрафов и, взамен еженедельного отвратительного сечения розгами, выставка крестьянина к позорному столбу на определенное число часов и засим сечение допускалось только в самых крайних случаях», – писал сам Дельвиг.

Дельвиг назвал в своих записках подход тестя к ведению дел имения «нерасчетливым». Он пишет, что мнение о Левашевых, как о богатых помещиках, владеющих большим количеством крестьян и земли, «ошибочно». В делах тестя он вскрыл столько беспорядка, недоимок и долгов, что планировал посвятить время и силы исправлению положения. Не исключено, что непрактичный Левашев был благодарен Дельвигу за участие в решении запутанной ситуации.

Николай Васильевич предложил зятю и дочери выбрать место близ деревни Галибихи под строительство собственной усадьбы. От родительского имения их отделяли бы полчаса прогулки в легком возке. Очень естественный жест овдовевшего отца в адрес молодых, тем более некоторые краеведы отмечают, что ветлужские земли и покупались для того, чтобы потом разделить их между дочерями и, возможно, младшим сыном Валерием. Галибихинская земельная доля предназначалась как раз Дельвигам.

«… тесть мой написал черновое прошение о выделении жене моей той самой части его имения, которая была обещана им и его покойной женой, а именно дер. Галибихи с окружающими ее деревнями, в коих поселено 600 душ и состояло 9 тыс. десятин земли. Желая, чтобы мы остались жить в этом имении, тесть сделал распоряжение, чтобы все его крестьяне вывозили потребное количество бревен для постройки нам дома по составленному мною чертежу, на берегу р. Ветлуги, близ деревни Галибихи, на месте им вместе со мной выбранном. Он постоянно следил за успехом вывозки леса и выговаривал бурмистру, когда замечал, что она проводится медленно. Постройка фундамента под дом была уже начата», – пишет в своих воспоминаниях Андрей Дельвиг.

Андрей Иванович, как истинный инженер, отдал предпочтение коренному берегу Ветлуги, который не затапливается половодьем, вполне устроил его живописностью и надежностью почв. Опираясь на обнаруженные старые деревья, Дельвиг выполнил проектировку парка. Были сделаны чертежи дома, хотя позже встречается упоминание, что проект включал все же несколько зданий. Учитывая надежды молодых на обзаведение детьми, желание принимать многочисленных родственников и гостей, это видится вполне вероятным. В конце концов, именно Дельвиг критиковал имение тестя в Богородском за малое количество зданий, а позже дома в усадьбе Галибиха достраивали по проекту Андрея Ивановича.

«В половине октября тесть объявил мне, что он раздумал отдавать жене моей наилучшую часть своего имения и заменяет ее другой частью… Подобное изменение не могло прийти в голову самому тестю. По тону, с которым он мне это высказал, ясно было, что он действовал по чьему-то наущенью, по чьему – не знаю и до сего времени», – написал Дельвиг в своих записках.

Невозможность воплотить начатое строительство усадьбы, неравноценная замена доли Эмилии Николаевны, которая оказалась в проигрыше, послужили разладу в отношениях между Дельвигом и Левашевым. Молодые сразу же уехали из Галибихи. Николай Васильевич вместе с дочерью Лидией и гостившими у нее Толстыми – подругой Александрой и ее братом Николаем – проводили Дельвигов до станции в Семенове и распрощались.

«Дорога по позднему времени года была очень затруднительна. До Семенова я с тестем ехал в тарантасе, который два раза опрокидывался. Через Волгу, по которой шел осенний лед, мы с трудом переехали. Жена моя очень боялась воды…», – вспоминал Андрей Иванович неурочный поспешный отъезд.

Позже Андрей Иванович бывал в Богородском уже после смерти тестя у своих шуринов и вспоминал: «В комнатах было чрезвычайно холодно, несмотря на то, что осень еще только начиналась. Стены комнат и мебель были грязны».

Но Галибиха все равно вошла в число творений Дельвига – она строилась по его чертежам, по его плану была даже разбита аллея серебристых ив вдоль Ветлуги.

Семья Дельвигов, которым не было суждено стать простыми помещиками, жила доходами от службы Андрея Ивановича. Эмилия Николаевна любила принимать гостей, пела для них и удивляла физической силой. Эта хрупкая дама гнула вилки и могла двигать садовые бочки. Правда, в 1844 году в семье случилось несчастье – скончался маленький сын Дельвигов Александр. Больше у четы детей не было.

В 1840 году вышла замуж вторая дочь Левашева – Лидия. Ее женихом стал как раз брат подруги Толстой – Николай Сергеевич (1812 – 1875). Он был сыном бывшего вице-губернатора Нижегородской губернии и троюродным братом великого писателя. Позади у Толстого была школа гвардейских подпрапорщиков и недолгая служба в лейб-гвардии Волынском полку, стоявшем в Кронштадте.

Эмилии повезло больше – она выдавалась за Дельвига еще при жизни матери, и все было обставлено прилично. Теперь же все было в руках отца. Николай Васильевич видеть в Толстом жениха Лидии не желал — говорил о его невысоких умственных достоинствах, плохом характере и даже внешних недостатках, хотя Николай Сергеевич имел привлекательную внешность и следил за собой. В мае 1840 года в бедном имении Богородском была сыграна свадьба Лидии — как ни странно, с согласия Николая Васильевича. Если верить Дельвигу, Толстой рассчитывал увеличить свои доходы благодаря имению Лидии Николаевны, и ему это со временем удалось.

«… (Николай Сергеевич) был простой откровенный человек. Он часто играл с тестем моим (Николаем Васильевичем) в шахматы, причем они постоянно и не на шутку ссорились. Он очень любил музыку и охоту и … много играл на скрипке и держал медведей (помнится четырех). Он много говорил, любил длинно рассказывать анекдоты…Тесть старался находить в нем все дурное», – написал о Толстом в своих записках Дельвиг.

Толстым и отдал Галибиху старик Левашев. Николай Сергеевич взялся за строительство по чертежам Дельвига. Правда, когда усадьба была практически готова, Николай Василевич выгнал из Галибихи и этого зятя. Толстые, сильно обидевшись, сначала уезжают в имение матери Николая Сергеевича в Княгининском уезде, а потом обосновываются неподалеку – в деревне Елдеж, где Толстой становится хозяином, благотворителем и просветителем – он научил черемисское крестьянство растить картофель и добавлять его в пищу.

«За короткий срок Толстой монополизировал в районе Воскресенского Поветлужья размол зерна, а также торговлю хлебом, солью и восковыми свечами. Будучи председателем земской управы, Толстой на свои средства построил больницу в селе Воскресенском, а также прививал крестьянам высокую культуру ведения хозяйства», – говорится в краеведческих очерках Л. М. Смирновой.

Правда, это не лишало Николая Сергеевича известной эксцентричности. По свидетельству Дельвига, он поздно вставал и несколько часов ходил по дому в полном дезабилье и чесал гребнем свою красивую бороду, ел за троих, путал и перевирал фамилии даже в официальной переписке, считался знатоком лошадей и при этом дурно их содержал. Толстой был единственным нижегородским дворянином, который не кланялся губернатору Урусову, ссылаясь на то, что так и не представлен ему лично. Выходки Толстого – брань и уничтожение взятых в аренду у Дельвигов водяных мельниц – рассорили Николая Сергеевича с Андреем Ивановичем. Толстой получил прозвище «дикий граф» и отказ бывать в доме Дельвига.

При этом не осталось воспоминаний, как доживал свои годы в Галибихе разогнавший детей старик Левашев, ранее читавший французские газеты в блестящем московском салоне своей супруги. В 1844 году он сильно заболел и, не надеясь на приезд местного эскулапа, сам отправился в Нижний Новгород с расчетом на медицинскую помощь. Плохие дороги растрясли его. После станции в Семенове Николаю Васильевичу стало еще хуже. Добравшись до села Бор, сопровождавшие не отважились переправлять умирающего старика в Нижний Новгород, стоявший на другом берегу Волги. Тут Левашев и скончался, был привезен обратно в Богородское и погребен при церкви на берегу Ветлуги. Возможно, именно плохие дороги или охлаждение с членами семьи не позволило доставить его тело к могиле супруги, упокоившейся в Покровском монастыре Москвы.

Наследником Галибихи стал младший сын Левашева – Валерий Николаевич (1822 – 1877). Чтобы вступить во владение и управлять усадьбой, он оставил нелюбимую юридическую службу и заделался помещиком, переехав в Галибиху с семьей.

«Валерий очень добрый малый, но столь же слабого характера, как и его отец. Он всегда находился под чьим-то влиянием, сверх того, он и сам без постороннего влияния мог делать неприятности тем, кого он считал лишающими его состояния, которое, по мнению его, должно было ему принадлежать. Итак, недовольный ли выделом значительной части имения жены моей, или поддерживаемый кем-либо …Валерий с самого возвращения нашего в Москву делал нам разные неудовольствия», – написал о брате супруги Дельвиг в своих записках.

Женой Валерия Николаевича была Ольга Степановна (1837 – 1905), урожденная Зиновьева, внучка знаменитого генерала Жомини. Она, как и ее свекровь, увлекалась вольнодумством, но не ограничивалась сбором философов в салоне, а пошла дальше. В книге А. К. Анисенковой и Д. А. Балика «Нижегородские годы семьи Ульяновых» написано: «Имя Ольги Степановны Левашовой, «госпожи Ольги», встречается в переписке Карла Маркса. Она знала его лично, знала его дочерей и пользовалась их доверием. Левашова — одна из основательниц Русской секции I Интернационала». В начале 1860-х годов она активная участница первого общества «Земля и воля».

Впрочем, и сам Валерий Николаевич Левашев был вовлечен в эту революционную деятельность. Он не терпел крепостничества и даже вынашивал планы самовольно отпустить крестьян. После реформы 1861 года когда Левашев был назначен мировым посредником по Макарьевскому уезду, но взялся призывать помещиков снизить выкуп, говорил, что царь обманул народ. За это Левашев был снят с должности и подвергнут короткому аресту. С 1861 года он находился под жандармским надзором и был вынужден дать подписку о невыезде. В 1863 году в ходе обыска в левашевском имении оттуда была вывезена масса запрещенной литературы и «вредных бумаг». В 1868 году Валерий Николаевич нелегально выехал в Женеву с целью финансирования журнала «Народное дело», органа Русской секции I “Интернационала”.

Угроза более серьезных мер в отношении семьи, похоже, имела свойство умерить революционный пыл супругов – Валерий Николаевич и Ольга Степановна, имеющие шестерых детей, взялись за обустройство имения. Одного дома большой семье было явно мало. По эскизам Дельвига они построили второй дом усадьбы для своего старшего сына Вячеслава. В народе его так и называли «Славин дом».

Этот терем, который является дальним от входа в усадьбу, стал музейным. Он по-прежнему с утратами – нет резных крылечек и прежних балконов, но зато приведена в порядок крыша и можно попасть в помещения.

Сравните.

А вот хозяин этого дома – третье поколение Левашевых в Галибихе.

Арочные модерновые проемы дверей словно сглаживают пространство. Три двери от входа до первой комнаты нужны для сохранения тепла.

Балконные двери, судя по всему, служили летним выходом на веранду, которая не сохранилась. На стенах комнат – портреты разных поколений семьи Левашевых. Музей не располагает экспонатами, связанными непосредственно с владельцами усадьбы – ничего не удалось сохранить. Но сочетание некрашеного гладкого дерева и белобокой печи, которая отапливала сразу несколько комнат – прекрасно. Полы раньше не красили, а при уборке натирали речным песком, отчего они всегда были светлыми. Учитывая, что Ветлуга течет севернее усадьбы, эти комнаты были тенисты и озарялись разве что после обеда или закатными лучами солнца.

Залы просторны, со множеством окон со сводчатыми завершениями, как и у дверей. Вся эта мягкость как бы говорит нам, что терем – дань деревянному модерну и мог быть построен уже не по проекту Дельвига, а более позднему чертежу конца XIX века. Окна смотрят и в парк, и на соседний терем, и на Ветлугу.

Наверное, трудно представить, как комнаты были обставлены – эта мебель здесь неродная.

Однако есть картины усадебного быта второй половины XIX века, в которых вполне узнаваемы подобные стены, полы и печи. Художник – Станислав Жуковский.

Комнаты первого этажа – проходные. Печь в центре дома, словно его сердце.

Помещения первого этажа были созданы для всей семьи и гостей – в комнатах легко ловятся точки, откуда можно видеть сразу несколько дверей и просматривать несколько комнат.

Из окон виден и старый дом.

Второй этаж содержал меньшие комнаты – спальни, детские. Модерновый дом очень бережно относился к личному пространству живущих в нем – у каждого был свой уголок. И сама лестница уже не помпезная в центре дома, а скромная и в углу, словно хранит секреты частной жизни.

Второй раз встречаю этот прием – ступень вровень с подоконником лестничного окна. И тоже в деревянном доме второй половины XIX века. Первый раз – в усадьбе Быкова Гора.

К сожалению, помещения на втором этаже были перепланированы и потеряли аутентичность.

Прекрасное тройное окошко в комнате мальчиков. Его центральная часть – еще и дверь на резной балкон.

С балкона вид на окно выглядит так.

Резьба грубовата, особенно после балахнинской и городецкой, лишена мифологичности и чисто декоративна. Но в сочетании с этими деревянными «дыньками», «солнышками» и «звездами» она составляет ту же отраду для глаз.

Вид с балкона раньше наверняка радовал больше. Вот вдали видна Ветлуга…

… а вот вид на парк.

Колонны веранд первого этажа были искуснее и параднее.

Говорят мастер-резчик был местным, и за работу барин поставил ему двухэтажный дом в деревне.

От этого дома был перекинут один из деревянных мостиков, который вел в ту часть имения, где были огороды и ягодники.

Сейчас на месте огородов – база отдыха. Но кромку коренного берега все также сторожат сосны, лиственницы и кедры.

Окна, обращенные в доме к огородам, первыми встречали утреннее солнце.

А раньше этот парковый фасад был таким.

Соседний дом – старый родительский. Возможно, именно он начинал строиться под присмотром Дельвига, а потом в нем жили Толстые, старик Левашев и после его смерти – Валерий Николаевич с Ольгой Степановной. После кончины второго поколения галибинских Левашевых Вячеслав Валерьевич на правах старшего сына занял и этот дом, разместив в нем квартиры гувернанток и столовую.

Его крыльцо покосилось. Дом закрыт, и туристы не могут осмотреть его внутри, но некоторые щели в дверях подкидывают виды полного разорения внутри. И только голубая полоска Ветлуги сквозь еще голые березы и осины, все та же.

Между кладкой фундамента и деревянным срубом – прокладка из бересты. Старая строительная хитрость – строили-то на века.

Вот они вместе – старый родительский дом и дом старшего сына Вячеслава.

От старого дома начинается спуск в речную долину. Мы поднимались по нему в начале мая и совершено промочили ноги на лугу.

С откоса видно, что родительский дом имел балкон на речном фасаде – дверь его зашита, а сам он уничтожен.

Вот он, хозяин этих домов Вячеслав Валерьевич с сыном Валерием – явно заняты изготовлением настоек в бутылях. Простое помещичье счастье на веранде старого дома.

Хороший стол – залог довольных гостей и теплой встречи. И вот хозяин (второй слева) с гостями.

Косвенное доказательство того, что центральный дом старше остальных – это расположение служебных корпусов и кухни на одной оси с ним. Вид от кухни.

Наверняка, так было запланировано в первоначальном плане. Двухэтажный дом – флигель для слуг. Если думать о том, не много ли чести персоналу жить в дорогостоящем каменном здании, то можно вспомнить, что во все времена деревянный дом считался более полезным для здоровья.

А это ледник – почти готичное сооружение. Лед для него пилили зимой на Ветлуге, втаскивали на санях в усадьбу и укладывали в подвале, чтобы иметь на все лето подземный островок зимы для сохранения рыбы и мяса.

Рядом – рухнувшая кухня. Она принципиально выносилась за пределы дома, так как в жилых помещениях не должно было пахнуть пищей. К тому же, это хорошо предохраняло от пожаров.

От старого родительского дома вдоль бровки берега шла липовая аллея, за которой начинались два дома, когда-то соединявшиеся переходом – двухэтажный с башенкой и одноэтажный с тяжелыми наличниками. Это дом другого сына – сына Валерия Валерьевича.

Сейчас дом заколочен, но раньше он был раскрыт и в башенке, насколько я помню, прячется лестница на второй этаж.

Сохранились остатки аллеи к крыльцу этого дома. Терем Валерия Валерьевича проще профилем, чем у брата Вячеслава и даже у родителей. В одноэтажной части располагалась столовая и гостиная.

А вот хозяин этого комплекса домов – Валерий Валерьевич и его супруга Дарья Филипповна, урожденная Шипова.

У жителей Галибихи и окрестных деревень остались добрые воспоминания о братьях Валерии и Вячеславе Левашевых. Братья поддерживали хорошие отношения со своими крестьянами. В селе Воскресенском они построили красивое каменное двухэтажное здание, где начал работать их семейный банк. Левашевы поддерживали пострадавших от пожаров местных крестьян, выдавая им ссуды на строительство домов, иногда даже без возврата. Не жалели средств на благотворительность, являясь, в частности, попечителями уездных учебных заведений.

Эта часть усадьбы находится в плачевном состоянии – окна заколочены уже досками, столбы крыльца одноэтажного корпуса падают, а дыры в кровле видны даже из парка.

На некотором удалении от родительского дома и домов братьев, на поляне стоит дом их сестры Анастасии Валерьевны (гр 1859 – ?). Первоначально дом был двойным, и дома были соединены стеклянным переходом, в одном из них была астрономическая вышка с телескопом, но в 1949 году эта часть дома была вывезена в Воскресенское. «Белый дом» называется еще «кондыревским» – из-за фамилии ее мужа Ивана Павловича Кондырева, который занимался научными исследованиями, писал стихи. Именно он и пристроил обсерваторию и вышку к «белому дому», ночами наблюдал и исследовал звёздное небо, много читал. Он первый выписал из-за границы автомобиль и разъезжал на нём по Воскресенскому району.

Сейчас дом сестры находится в частных владениях – по какому-то недоразумению был передан и оказался счастливчиком, то есть жилым.

Если уж говорить о прогулках по парку, то они тут обязательны.

Нам майский парк подарил весенние первоцветы, которые мы просто сфотографировали.

Рекомендуем спуститься от дома Валерия Валерьевича по железной лесенке в речную долину и дойти до защитной аллеи ив. Кстати, снизу открывается прекрасный вид на грустный дом.

Не знаю, дельвиговские ли это ивы. Они относительно не стары – может быть, их подновляли в советские годы. Но они прекрасно держат берег и украшают его.

А вот эти ветлы – точно старушки. Рядами по несколько штук они делят речную долину на квадраты – я нашла две таких полосы. Эти деревья – мощные насосы. Возможно, они осушают речную долину.

От них – потрясающий вид на терема, стоящие на бровке коренного берега.

Хотя деревья стареют и разваливаются, умирая стоя. На этой лужайке мы знатно промочили ноги в весенней воде.

Наверное, стоит сказать о страшном этапе в жизни Левашевых – революции. Хоть пара поколений семьи очень увлекалась этими идеями и раздувала искру вольнодумства, настоящая революция больно хлестнула по их детям и внукам.

Вячеслав Валерьевич до революции не дожил: умер в 1912 году и был похоронен в семейном склепе у Богородской церкви.

Его брата Валерия Валерьевича и его супругу после революции долгое время не трогали за гуманизм в отношениях с крестьянами. Но в  1920 году, возвратившись с Гражданской войны, мужики попросили бывших хозяев оставить усадьбу. Сначала выселили во флигель, а затем Левашевых забрала к себе на жительство крестьянка из деревни Бесходарное. Барские дома варварски грабили.

Валерий Валерьевич Левашов, по рассказам старожилов, ходил по округе с котомкой – собирал милостыню на пропитание. И умер нищим в 1930 году в старой бане, служившей ему жилищем в бывшей крепостной деревне своего деда Чанниково. Его жена Дарья Филипповна преподавала  французский язык в Воскресенской школе, но после смерти мужа уехала в Москву к детям. Супруги были похоронены в фамильном склепе Левашовых близ Казанской церкви в селе Богородском, где ранее упокоились Валерий Николаевич и Ольга Степановна. Надо ли говорить, что склеп разорен?

Вот такие бури бушевали в умах и судьбах. И только Ветлуга все также величаво несет свои сине-стальные воды мимо левашевских теремов.

Как посмотреть?

Рекомендуем воспользоваться услугами местного экскурсовода, позвонив накануне поездки по телефону  +7 930 701 25 55. Дама очень интересно рассказывает, и, к тому же, без нее вы не сможете попасть в музей в одном из теремов. А там, кроме экспозиции, можно купить книги о Ветлужском крае, а также записки Толстого и Дельвига по ценам существенно более приятным, чем в книжных магазинах Нижнего Новгорода. Экскурсия займет около полутора часов.

Где можно остановиться?

Мы осматривали Галибиху в пасмурный день и солнечный вечер – территория всегда открыта. Это вполне возможно, если проживать рядом. Мы несколько дней отдыхали на турбазе «Ветлуга» в соседней деревне Трифакино – всего в 4 км от Галибихи. Удивительно гуманные цены, домашний уют в номерах любой вместимости, кондиционеры, баня, хамам, настоящий бассейн и радости трехразового питания по системе «шведский стол». Из недостатков – удивление от воспитания некоторых семейств, а это – уж как повезет. Зато плюсы – константа. Рекомендуем.

Бронирование мест и вопросы: +7 929 039 63 86 или по grig69@mail.ru. Кстати, корпуса турбазы стоят тоже на коренном берегу Ветлуги, как и терема Галибихи.

Вечерними закатами там чудо, как хорошо. Река величаво и молча несет воду, кутается в белую вуаль тумана и заливается нежным румянцем в закатный час. И ровно в тот момент, когда ты уверен, что созерцание доступно только тебе, над рекой открывается огромный глаз.