Горбатов: город-сад над Окой

Если в русской литературной классике вас очаровывали описания маленьких уездных городков с их бесконечными садами, речными разливами в окнах, уютом старинных домов и мощеными камнем улицами, то вам надо непременно побывать в Горбатове. Уже на протяжении трех веков это отличное место для нежного детства, тихой старости и душевных прогулок.

Добраться до Горбатова от Нижнего Новгорода очень просто. Выезжаете по автотрассе в сторону Мурома, на центральном светофоре города Ворсмы поворачиваете направо, и через 20 минут вас уже обнимает уютный и теплый с провинциального сна Горбатов 🙂

Считается, что история Горбатова начинается с XVI века от небольшого селения Мещерская поросль, что стояло на этих окских горах. Мещера – финно-угорский народ, давший название огромной лесной земле в границах нынешних Владимирской и Рязанской губерний. «Мещёра – остаток лесного океана. Мещёрские леса величественны, как кафедральные соборы», – писал Паустовский о своем любимом крае. И этот океан еще виден с горбатовской горы. Кстати, в соседях у мещеры жили почти родня – чуть выше по течению Оки есть селение Чудь, а еще выше – город Муром, что созвучно названиям еще двух финно-угорских народов. А к выбору места жительства они подходили с большим вкусом и знанием.

Стояла Мещерская поросль вблизи окского перевоза и на пересечении старинных дорог, то есть в стратегическом месте. Через Горбатов еще в XIX веке шел Старо-Московский тракт, который вполне мог появиться после создания в 1341 году великого Нижегородско-Суздальского княжества, а то и раньше. Ярлык на Нижний Новгород получил суздальский князь Константин Васильевич. Перенос в 1350 году в Нижний Новгород столицы из вотчинного Суздаля потребовал новых дорог. Так появилась или получила новое развитие дорога Нижний Новгород – Гороховец через Лисенковский перевоз на реке Оке напротив устья реки Клязьмы и далее на Суздаль или Владимир. Именно на этой дороге у Бережца состоялись встреча и примирение между нижегородскими князьями, братьями Дмитрием и Борисом Константиновичами.

Мещерская поросль стала Горбатовым якобы от прозвища своего владельца в XVI веке – князя Андрея Михайловича Шуйского-Горбатова. Летописец оставил далеко не лестную характеристику этого вельможи: “Дела его были злы, и сам он свиреп как лев, а люди его как дикие звери”. Горбатый организовал боярскую фронду против Ивана Грозного, за что и был скормлен царским псам. Имения Горбатого, включая Мещерскую поросль, в 1565 году перешли сначала в казну, а потом Суздальскому Спасо-Евфимьеву монастырю, видимо, в счет молитв о спасении грешной души царя. После постройки в 1672 году церкви Евфимия Суздальского деревенька Горбатова получила статус села. Говорят, часовня на центральной площади города стоит как раз на месте той старой деревянной церкви. Видовая точка. Вы ее не пропустите.

В 1779 году село стало уездным городом, который до ХХ века был крупнейшим населенным пунктом в уезде, включавшем развитые и богатые села — Павлово и Ворсму. Герб Горбатова был утвержден 16 августа 1781 года. На нем нижегородский олень и яблоня – в знак того, что местность изобиловала этими плодами.

Въезжать в Горбатов вы будете по старому тракту, который бежал от крупного старинного села Чмутово и имел в екатерининскую пору березовую обсадку, а нынче – липовую, но не менее приятную.

Если вы думали, что тракт – это дорога прямая, как стрела, то Горбатов поменяет ваше представление. Он гнет эту «стрелу» через колено улиц дважды на 90 градусов. У Горбатова вообще сложные отношения с планированием 🙂

Свой первый регулярный план город получил в 1781 году. На каменные строения в казне не было денег, а планировка плохо уживалась с особенностями рельефа – Горбатов все же «горный» городок. План застройки выправили в 1801 году, однако улучшения не наступали. Так и не был построен гостиный двор, присутственные места. Кстати, последние вместе с казначейством помещались в частных домах, которые просто арендовались у хозяев. Уездный суд теснился в одной комнатушке, а денежную казну «за ветхостью кладовой» вынуждены были хранить в прихожей за печью. В 1855 году город получил третий план, но, как вы понимаете, никто особо не спешил воплощать и его.

Создается впечатление, что Горбатов не желал расти и становиться настоящим городом. Собственно, и центром уезда он стал только потому, что принадлежал казне, а экономические развитые и сильные соседи – села Ворсма и Павлово были шереметевскими.

В итоге подавляющее большинство построек в Горбатове оставались по-прежнему деревянными. Сетка регулярных улиц была воплощена, а вот планировка участков носила усадебный, не городской характер: дом со службами был вынесен на красную линию улицы, а большее место отводилось саду. Никакие столичные циркуляры и планы не могли изменить и сломать сложившегося специфического облика Горбатова – города-сада с утопающими в зелени домиками. Таким он остается и сейчас 🙂

Приехав в Горбатов, бросайте машину на центральной площади и идите гулять пешком по улицам – не пожалеете. И раз уж вы оказались в центре – обратите внимание на Троицкий храм, построенный в 1813 – 1814 годах. Это первое каменное здание в городе. И что интересно – даже в облике этого храма горбатовцы подчеркнули свое собственное видение красоты: классическую архитектуру венчает вполне барочные кровля и шейки главок, считавшиеся тогда старомодными. Вышло изящно.

Жаль, не сохранилась колокольня, и пока, видимо, отсутствуют средства на ее полное восстановление. А была красавица!

На площади надо осмотреться. Каменную часовню на месте более древнего деревянного храма вы увидите сразу, как и ее соседку – водонапорную башню (1909).

За ними в зарослях кустов прячутся здания больницы. Когда-то в этой части площади были богадельни.

Во дворе – памятник Владимиру Ильичу, вазоны и сиротская детская скульптура. Наверное, притащили с территории почившего в бозе пионерского лагеря в центре Горбатова.

Эти фасады обращены к площади. Год постройки, судя по барельефу – 1904-й. Летом там настоящие джунгли, а потому фотографии можно делать только пока отсутствует листва.

Перед зданием – фигурный фундамент с остатками старинной ограды.

Этот фасад обращен внутрь больничного двора.

Мы еще прошлись по площади, которую раньше называли Базарной, так как на ней стояли деревянные лавки и шел торг, оставлявший немало мусора у храма. Было время, когда Горбатов завидовал расположенному ниже под горой селу Нижний Избылец. Оно было барским и стояло ближе к реке, поэтому торговцы не таскали свой товар наверх, в Горбатов, а устраивали торжище под горой в Избыльце. Уездный город от этого терял, негодовал и писал письма губернскому начальству с требованием запретить ярмарку под горой.

Кстати, в 1913 и 1914 годах на Ильинскую ярмарку в Горбатов приезжал художник-передвижник Абрам Ефимович Архипов (1862 – 1930), который будучи сам из рязанской земли, очень любил села и городки на Оке. В Горбатове, под впечатлением от города и его окрестностей, он написал картины: «В весенний праздник», «В гостях», «На рынке».

На этих картинах праздник – он в ярких сарафанах и платках, он в медном самоваре, он в солнечном свете и смеющихся лицах. А судя по виду за окном, угадывающемуся и в крупных мазках, там окские дали – ровно такие, какими они всегда были в горбатовских окнах.

И все тот же мотив горбатовских окон, пьющих окскую даль, раздвигающих стены девичьих светелок и зовущих раскинуть крылья да лететь.

Базарная площадь была престижным местом – это самый центр, и строиться тут могли только богатые купцы. Тут и сейчас преимущественно каменные здания, которые появлялись в Горбатове весьма неохотно. В 1825 году в Горбаᴛᴏʙе имелось 322 дома – из них только один каменный. В 1841 году их насчитывалось всего 6 при 534 деревянных. Большинство новых каменных домов было построено в начале 1850-х годов. В 1885 году в Горбатове из 600 домов только 16 из камня. Строили без изысков и обилия декоративных деталей, по типовым проектам. В 1902 году из 710 домов 35 было кирпичных. Динамика так себе 🙂

На этом старинном фото Горбатова виден и храм, и застройка. Вот такие улочки попадали на страницы русских классиков литературы.

Вот наше фото почти из той же точки. Сделано совершенно случайно – до поездки я не видела старую фотокарточку. И огрызок колокольни тут виден так же, как на фотографии начала ХХ века, когда та была целой. Тут и домик в три окошка вторым фасадом. Конечно, нет прежней аккуратности в улочке, и заметны утраты, но в целом все узнаваемо.

Интересно, что в период с 1787 по 1800 годы городничим в Горбатове был дворянин Павел Николаевич Бестужев-Рюмин (1760 – 1826). Он был женат на Екатерине Васильевне Грушецкой (1758 – 1825) и владел усадьбой в селе Кудрешки, что в 23 км от Горбатова по прежним проселочным дорогам. Занимаясь питейными откупами, закладывая землю и крепостных, Бестужев-Рюмин сумел накопить капиталец, на который удалось восстановить пришедшее в упадок поместье и прикупить крестьянских душ. Кудрешки были уютной усадьбой с парком, вековыми аллеями, просторным барским домом и службами – та же неспешная уютность частной жизни, что преобладала и в Горбатове. В усадьбе хозяйничала супруга Екатерина Васильевна, окруженная выводком из четырех сыновей, а сам городничий был вынужден жить в Горбатове, на казенной квартире.

За годы управления Бестужева-Рюмина уездный город так и не обзавелся ни одним каменным зданием, хотя это было предписано планом. Не были построены и присутственные места, а также другие прописанные уездным городам сооружения. Обычно упоминается, что при Бестужеве-Рюмине наметилась регулярная сетка улиц Горбатова, и кое-где были вымощены окскими булыжниками дороги. Уйдя в отставку, городничий не покинул уезд, а жил в Кудрешках, где увлекся садоводством, вышиванием крестиком и наблюдениями в подзорную трубу за крестьянами. Воссоединение с семьей ознаменовалось рождением «последышка» – младшего сына Михаила, который получил прекрасное образование, выбрал вместо дипломатии военную службу, а в декабре 1825 года был на Сенатской площади Санкт-Петербурга в числе ярых противников царя. После полугодового заключения он был повешен. Бывший горбатовский городничий Павел Николаевич пережил сына только на несколько месяцев. Он не написал Николаю I ни одного письма с просьбой помиловать сына – он просто не мог поверить, что это все произошло с его мальчиком…

Бестужев-Рюмин не увидел, как дома на Базарной стали каменными – это произошло только во второй половине XIX века. Сохранность многих весьма плачевна.

Простор когда-то торговой площади так и не занят ничем.

А каким-то домам повезло – еще стоят, приютив магазинчики. Фасадами смотрят на храм.

Жилой дом купчихи Е. Галкиной (полное имя-отчество я не нашла) от второй половины XIX века. О семье купцов Галкиных удалось вычитать, что они в первой половине столетия имели в городе металлургический заводик и занимались литьем стали почти на протяжении 40 лет – с 1819 по 1863 год. Завод был небольшой, со средними объемами литья до 600 пудов в год. Производимая сталь продавалась городским кузнецам, отправлялась кустарям села Павлова и шла частично на Нижегородскую ярмарку. Также с 1825 года Галкины владели прядильней и производили веревки, канаты, то есть занимались вполне традиционными для Горбатова занятиями.

Сосед чуть старше – первой половины XIX века. Рядом – лавка-магазинчик.

Остальные дома вряд ли смотрят веселей. Обычно первые этажи занимались в них лавками, трактирами, а второй этаж был жилым – за самим хозяевами или сдавался внаём. Так как Горбатов был городком на тракте и центром уезда, то были тут и гостиницы.

Сейчас Горбатов уже не уездный городок, и его тракты в плохом состоянии. А вместо лихих троек пыль тут поднимает одинокий пазик, собирающий пассажиров в райцентр – бывшее шереметевское Павлово.

Глядя на остатки прежнего балкона с видом на храм, на высокие окна залов второго этажа, невольно задумываешься над тем, кто же тут мог жить раньше, в те времена, когда все еще было в хозяйских руках. Ведь кто-то отодвигал тяжелую портьеру и выглядывал на площадь в тот час, когда закатное солнышко сползало в окскую долину.

Выйдя за пределы центральной площади, попадаешь в царство деревянных домиков разной степени сохранности. Правда, они красивы и в своей нынешней непарадной внешности. Глядя на деревянные наличники Горбатова, хочется отметить на них обилие водной символики. А как иначе, если городок стоит над Окой? Кстати, неоднократно видели сдвоенные окошки в горбатовских домах.

Деревянные домики придают Горбатову тот домашний милый усадебный облик, за который многие называют городок «курортом» и «дачным». Многие из этих домиков говорят о достатке своих хозяев – поставить двухэтажный дом, пусть из дерева и по типовому проекту – стоило денег. Впрочем, даже вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин писал про горбатовцев, что те “живут по-мещански, пьют каждый день чай, одеваются в покупное, едят белый хлеб”. Жить тут всегда умели.

Очень интересны угловые дома. Таких тут много. У них получаются два лицевых фасада – и оба многоглазы.

Дом «с щипцом», как сказали бы в старину, то есть со шпилем и маленькой фальш-башенкой из кровельного железа. Кстати, на примере этого дома видна еще одна домостроительная особенность Горбатова – хозяйственные помещения строились по красной линии, примыкая к дому и находясь под одной длинной скатной крышей с ним.

Кованые ажурные кронштейны козырьков на крылечках будут преследовать вас по всему городку. Горбатовская особенность, а производили их многочисленные кузницы, которые в старину работали в городе. Мы одинаковых козырьков не нашли. Зато новоделы охотно копируют старинные железные завитушки.

Некоторые дома – как шкатулочки. Еще лет двести простоят, если хозяева крышу вовремя латать будут.

Большой дом с белым каменным первым этажом – дом купца Лаврентьева. Тут после революции была школа, а сейчас – городская администрация. Дом окружен старыми липами, словно при нем был сад или парк. Весной гвалт грачей на старых липах оглушает.

Вот они, старые улочки Горбатова, который никогда не хотел быть городом.

Дом-красавец, занятый горбатовским музеем, был построен купцом Ершовым в 1867 году. Стоящий на пересечении улиц, многоглазый и высокий, он до сих пор производит впечатление основательностью каменного первого этажа и пышной резьбой наличников – на втором.

Еще видно старинное мощение улочек. Оно оказалось покрепче асфальта, который лоскутами сходит с булыжника.

На одном перекрестке с музеем стоит еще один примечательный дом – нынешняя городская библиотека. Имя прежнего хозяина мне, к сожалению, не встретилось. Дом одноэтажный, но даже внешне просторный, с высокими окнами и красивыми наличниками, похожими на зеркальные рамы. Его крыша была сильно упрощена в советские годы – до революции дом имел башенки и декоративные гребешки, а также красивые дымники.

В этом доме свой наличник имеет даже окошечко сеней или чуланчика. Внимание к деталям, красота в мелочах – главное в той старой архитектуре.

Соседний дом – каменный особняк 1901 года постройки. Чернеет пустыми глазницами окон. Горбатов словно не любит строения из камня – даже деревянные дома в лучшей сохранности.

А вот еще один редкий для Горбатова каменный дом. К сожалению, тоже несохранившийся.

Внутри руин был обнаружен чей-то бычок неместной породы. Ведь Горбатов славится собственными коровами – красногорбатовскими. Название, ясное дело, от городка и масти – рыжей, переходящей в красноту недозрелой вишни. А крови – от тирольских коров, вывезенных в 40-х годах XIX века генерал-майором, помещиком Сергеем Шереметевым из Тироля и скрещенных с местными неприхотливыми коровками. Красногорбатовская – небольшая, тонконогая, с высокой жирностью молока и устойчивостью к целому перечню страшных коровьих болезней. К климату и питанию эта коровка неприхотлива и потому была очень популярна как в дореволюционные года, так и в советские. Четверть нижегородского поголовья составляли красногорбатовские коровы. Сейчас их осталось очень мало. Этих красавиц мы встречали живьем недалеко от Горбатова – в имении Приклонских – в Подвязье.

Отсюда рукой подать до напольной, то есть расположенной ранее на краю города, единоверческой церкви Успения Богоматери. Церковь построена в 1900 году в русско-византийском стиле по проекту гражданского инженера Анатолия Ивановича Шмакова, который принадлежал ворсменской купеческой семье Шмаковых (основателей и производителей складных ножей из Ворсмы Горбатовского уезда Нижегородской губернии) и получил образование в Санкт-Петербурге. Храму не повезло – в советские годы он нес другой свет горбатовцам – электрический – и был подстанцией. Церковь и сейчас находится за забором, обезображена и без крестов.

Весьма примечателен классический дом с мезонином на улице Луначарского. Он был построен в 1849 году по проекту нижегородского губернского архитектора Турмышева богатым купцом Веселовым. Странно, что стоит не на центральной площади – дом бы ее украсил. Особняк стоит в 50 метрах от Старо-Московского тракта, что тоже было престижно. Вроде и близко к центру жизни, а вроде и укрывисто, как говорили в старину. Тут и вечная пыль от троек не доставала до окон, и было потише – без стука колес, криков ямщиков и посетителей трактиров.

А этот двухэтажный деревянный дом середины XIX века на пересечении улиц Карла Маркса и Луначарского – уездная земская управа Горбатова. В прошлом, конечно. Сейчас это жилой дом в печальном состоянии.

А всего века полтора назад тут размеренно текли уездные дела, стояли экипажи, и, наверное, сидели крестьяне в ожидании конца обеденного перерыва у земских чиновников, как на картине Мясоедова «Земство обедает». Припекало солнышко, из открытых окон слышался тонкий звон ложечки, мешавшей сахар в чайной чашке, и несло духом распаренных непостных щей.

Земская уездная управа – это исполнительный орган местного самоуправления в прошлом. Возглавлял ее избранный председатель – обычно из почтенных дворянских фамилий. А занималась управа вопросами народного образования, медицины, ветеринарии, земли, кустарных промыслов и местной торговли. Горбатов никогда не жил бурно, а потому эти окна вряд ли видели жаркие страсти, и скорее всего, все было «чинно-благородно».

Кстати, вот фотография Андрея Карелина с главами земских управ Нижегородской губернии. К сожалению, не нашла подписей, кто есть кто, и есть ли тут представитель Горбатовского уезда.

Хочется отметить, что даже в отношении властей Горбатов был очень консервативен и не изменял своим симпатиям. Уездный предводитель дворянства и председатель земского уездного собрания, действительный статский советник Сергей Тимофеевич Погуляев занимал свой пост с 1882 по 1911 годы. А Михей Андреевич Мосеев избирался главой Горбатова 8 раз и служил городу с 1880 по 1910 годы.

Дом главы города до сих пор стоит под №20 на пересечении улиц Горбунова и Октябрьской. Большой и наверняка когда-то окруженный садом – по доброй горбатовской традиции. Остались воспоминания о том, что Мосеев был большой хлебосол.

Кстати, с 1898 по 1907 год гласным Горбатовского уездного земского собрания был Андрей Евграфович Фаворский (1843 – 1826), брат химика-органика и лауреата Сталинской премии Алексея Евграфовича Фаворского и отец художника, искусствоведа Владимира Андреевича Фаворского. Гласный был известным адвокатом и позже стал депутатом Государственной думы от Нижегородской губернии. Он не жил в Горбатове – его родиной было село Павлово, но по этим улицам он точно ходил.

Особенно мне хотелось в Горбатове пройтись по улице Ленина – бывшему Старо-Московскому тракту, посмотреть на дома, которые, может, еще помнят жизнь этой старинной дороги. Прошлись. Создалось впечатление, что большая часть застройки уже советская, но есть и старинные дома, и просто интересные. Традиционно по улицам, где через городок тянулся тракт, располагались гостиницы, трактиры, почта.

“Проехали Горбатов, славящийся своими складными самоварами. В стороне от дороги мужики, бабы, дети вьют веревки на больших расстояниях друг от друга. Прекрасная картина!” – написал в своих воспоминаниях русский писатель и публицист Михаил Погодин в 1841 году.

Помимо обилия купцов, владевших небольшими производствами, в Горбатове жили кустари. Их мастерские по выработке веревки назывались «просадами». Просады представляли собою наспех сбитые из досок длинные узкие сараи, примыкавшие к избам, с крутильными колесами и поперечными деревянными граблями. Работали в просадах целой семьей, иногда использовали труд наемных рабочих. Дети в возрасте от 7 до 14 лет вращали крутильные колеса, а взрослые, обмотав себя расчесанной пенькой и зацепив прядь пеньки за вращающийся крюк у колеса, отходили от него назад по мере скручивания нитки или бечевы. Плели также рыболовные сети, оснастку для расшив. Промыслу этому в Горбатове уже века три-четыре. Пряли главным образом на хозяев и из хозяйской пеньки.

Отдельно хотелось бы сказать о складных самоварах, упоминаемых путешественником. Видимо, речь идет о дорожных самоварах. Детали у таких были съемными, а форма не совсем круглая, чтобы не занимать много места в багаже. Дорожный самовар был разлапист для устойчивости и малого объема – опять же из экономии места и высокой скорости закипания. Это позволяло брать его в дорогу и баловать себя горячим свежим чаем вне трактиров и постоялых дворов. Главное, чтобы нашлись сосновые шишки, хорошее место при хорошей погоде, да мешочек с чайным листом был при себе.

Самовары в Горбатове производил купец Котельников, который помимо сталеплавильного завода содержал еще и меднолитейное заведение, открытое в 1829 году. Основным производимым в заведении продуктом были как раз самовары. В среднем в год выпускалось до 600 штук. Действовало заведение до начала 1850-х годов.

В июле и начале августа, когда в Горбатове поспевала вишня, тысячи полуторапудовых корзин грузились на окские пароходы и отправлялись на железнодорожную станцию Горбатовка Московско-Нижегородской железной дороги и прочие местечки, где эту ягоду ждали. Московская винно-коньячная фирма Шустова на время ягодного сезона устраивала в Горбатове давильные чаны, нанимала местных для сезонной работы и запасалась на целый год соками для своего популярного «Спотыкача». За пределы города вывозились также яблоки, сливы, груши, крыжовник. А проезжавшие мимо путники не могли остаться без свежих ягод или первого варенья, которое шустрые горбатовские хозяйки умели и сварить, и продать.

Кстати, вишневое варенье – культовое в русской культуре. Оно практически литературный герой и встречается в произведениях Толстого, Булгакова, Чехова. А вы не обращали внимания, что варят варенье обычно в счастливых семьях? Этим они удивительно похожи друг на друга. И Василий Васильевич Розанов дал удивительно точный ответ на извечный русский вопрос «Что делать?»: «Если это лето – чистить ягоды и варить варенье; если зима – пить с этим вареньем чай». Вот и горбатовские хозяйки варили вишнёвое варенье, консервируя ощущение житейского счастья и цикличности жизни. Они знали, что не надо сопротивляться ни первому, ни второму, ни тем более самому варенью. И варка варенья – вряд ли обыденное занятие. Оно слишком значимое и сакральное. Варенье варили обычно на улице или в летней кухне, в больших медных тазах (даром, что в городе было собственное их производство). Поэтому легко представить, как плыли над садами сладкие пары этого священнодействия.

Те же, кто ехал через Горбатов еще до урожая в весеннее цветение садов, могли поклясться, что не видели ничего очаровательнее: Горбатов тонул в белой пене цветущих вишен, яблонь, слив. К слову, вишню тут сажали родительскую и ливенскую, а реализация ягод и фруктов иногда превышала по прибыльности канатоплетение. О величине садов можно судить по жалобе горбатовца Козьмы Гагина. В его саду козами бывшего городничего Растопчина поглодано было много деревьев. Специальная комиссия, осматривая сад в ноябре 1780 года, установила, что «порезано 54 дерева».

Итак, гуляем вдоль тракта. Время и человеческие планы не пощадили старый дом.

Встретились замечательные наличники на совсем маленьком деревянном домике, который я бы назвала самым красивым на этой улице. А его двухстворчатая входная дверь – разве не дает домику привкус барства?

Может, и эти домики помнят Старо-Московскую дорогу?

Заглядывая в некоторые боковые улочки, видишь, как завершаются они окскими далями. Чудесное ощущение парения над речной долиной.

И если дойти до конца улицы, можно пить бесконечные окские дали глазами.

Заканчивается улица Ленина легким изгибом и кладбищем с церковью иконы Божией Матери “Всех скорбящих Радость” (1852 — 1858 годы строительства). В Горбатове погост – это как музей. Целый сонм славных фамилий и особая кладбищенская культура – возведенные над могилами почетных граждан и купцов сени, склепы. Состояние многих захоронений печальное – склепы провалились, литье разбито. Есть утраты.

Эта узорчатая почерневшая сень стоит над могилой дочери купца Сахарина. Внутри установлен над склепом беломраморный памятник со стихотворной надписью: «Инночка К твоей безвременной могиле Тропа наша не зарастет Твой образ юный, образ милый С нами вечно проживет. От любящих отца и матери милой дочери». 09.18.94-08.09.1903. За сенью слева крест с табличкой: «Здесь упокоен купец 3 гильдии Сахарин И.А. 1868-1930 трудами и заботами которого воздвигнута сея кладбищенская ограда». Сахарины были владельцами кирпичных заводов в Горбатове, имели дом на центральной площади города. Возведение ограды кладбища, где первой упокоилась их маленькая дочь, было своего рода данью памяти.

Усыпальница в форме часовни из кованого металла с вратами и крестами на окнах. Внизу – провалившаяся камера кирпичного склепа, вокруг чугунная ограда. Тут покоятся потомственный почетный гражданин Григорий Евдокимович Смолин, (27.09.1784 – 02.12.1860), его сыновья – потомственный почетный гражданин Александр Григорьевич Смолин (27.08.1820 – 04.11.1849), потомственный почетный гражданин Евтихий Григорьевич Смолин (29.03.1814 – 17.07.1887) и супруга последнего – потомственная почетная гражданка Татьяна Петровна Смолина (01.11.1819 – 23.101.1893).

Сень со словами про «беззаконие мое» – тоже Смолиных. Тут упокоился, видимо, младший из сыновей Григория Смолина.

Тут ведутся восстановительные работы, так как утраты уже велики. Под мраморным крестом покоится потомственный почетный гражданин Иван Григорьевич Смолин, родившийся в 1821 году и скончавшийся 27.02.1899.

За крестом в ряд расположены четыре надгробия: видимо, снохи – 24-летней потомственной почетной гражданки Надежды Васильевны Смолиной (03.11.1874 – 17.03.1898) и ее 2-летнего сына Александра (11.10.1896 – 12.11.1898), который не намного пережил свою молодую мать. Также тут погребены младенец Сергий (02.02.1895 – 28.05.1895), отрок Анатолий (20.02.1889 – 23.05.1899), младенец Наталья (30.10.1884 – 25.04.1890). Прочла у краеведов, что надгробия выполнены в мастерских Кабанова на улице Мясницкой и Кампиоти на Большой Дмитровке в Москве.

Разумеется, старинных могил тут намного больше. Серьезной утратой тало разрушение склепа-часовни Погуляевых, причем по желанию родственников, которые не пожелали содержать памятник регионального значения в неорусском стиле. Теперь на могиле их предков обычная ограда.

Кстати, она очень напоминает склеп-часовню над могилой промышленника, коллекционера живописи и скульптуры Михаила Абрамовича Морозова (1870 – 1903) в московском Покровском монастыре. И строилась она по рисункам Аполлинария Михайловича Васнецова. Была ли горбатовская копией столичной часовни? Теперь это уже неважно.

От кладбища дальше тракт бежал к деревеньке Костиной, где была вольная ямская станция и трактиры – путники могли переждать спуска к перевозу через Оку. Многие жители промышляли на своих лошадях извозом по наймам. Чтобы не было стычек между вольными ямщиками из Горбатова и Костиной, губернатор Ребиндер даже предписал: «горбатовским жителям вести проезжающих из Нижнего, а костинским — из Владимира».

Сейчас от Костиной ничего не осталось, кроме бугров старых фундаментов.

“Пили чай в Костине, и опять не нашли чайной ложечки. За другим столом сидели татары и ели похлебку из курицы.. Народу собралось множество на постоялых дворах… После чаю мы спросили ухи, и, как бы вы думали? на берегу Оки нет рыбы! “Мы не держим, батюшка, отвечал дворник; мало спрашивают, того и гляди, что испортится, а стоит она здесь 12 рублей за пуд!” – вспоминает о своем путешествии через Горбатов публицист Михаил Погодин.

А между тем, многие обыватели Горбатова занимались «небольшими рыбными ловлями» в Оке. Границы рыбных ловель были также строго проведены, как и пашенные межи, и часто из-за права владеть этими рыбными ловлями возникали споры между соседними селениями. Рыба — это выгодный и недешевый товар. Тогда в Оке в изобилии водились стерлядь, сом, судак, щука, налим. Ловили рыбу горбатовцы «шашковою снастью и небольшими неводами» и в основном сбывали на ближних рынках.

Спуск к Оке тут живописен и крут. После дождя лучше не ездить на протяжении всех веков.

Вы, конечно, знаете, что Горбатов имеет и нижнюю часть – бывшее село Нижний Избылец, с которым городок раньше даже спорил за расположение ярмарки. Избылец был барским и принадлежал дворянам Турчаниновым. Там и сейчас есть, на что посмотреть. Но отсюда, где мы оказались, по весне было не проехать. Поэтому мы вернулись в Горбатов.

Спуститься вниз можно пешком по лесенке недалеко от советского пансионата в центре Горбатова. Кстати, пансионат серьезно обезобразил живописный центр городка. В центре было также две крупных усадьбы с садами-парками, один из которых имел дорожки в виде звезды. Этого ничего не сохранилось. Также как мне осталось непонятно, где в Горбатове были дома дворян Грузинских, Козловых и Турчаниновых. Территорию, похожую на сад-парк при усадьбе, занимал в центре советский пионерский лагерь, от которого теперь осталось совсем мало следов.

Если не найдете лестницу сами – вам ее любой местный покажет, а лесенка в свою очередь – потрясающие виды.

Только надо учесть, что она весьма длинная и ветхая: ступеньки ходят ходуном, некоторые реально опасны. Но пока местные пользуются, можете воспользоваться и вы.

Где-то тут под горбатовской горой стояла усадьба Турчаниновых, чья семейная история началась вовсе не здесь.

Основателем династии считается Турчак— турецкий военнопленный, попавший в Соликамск после войны с турками и крещенный Филиппом Трофимовичем. А происхождение навсегда отразилось в фамилии. Благодаря своему предпринимательскому таланту он сумел стать приказчиком, а затем начать своё собственное дело. Его сын, Михаил Филиппович, продолжил солеварный бизнес отца, а во время Северной войны занялся еще и медеплавильным производством. Из-за отсутствия наследников мужского пола состояние Михаила Филипповича после его смерти досталось дочери, которая расчетливо вышла замуж не за красавца, который легко бы промотал ее приданое, а за своего приказчика — 20-летнего Алексея Фёдоровича Васильева, отличавшегося умом и сообразительностью. Жених при венчании принял фамилию жены и стал Турчаниновым.

Солепромышленник из Соликамска, владелец Троицкого медеплавильного завода и фабрики для изготовления медной посуды Алексей Федорович Турчанинов в 1757 году подвинул при дворе и в сердце императрицы Елизаветы Строгановых и Демидовых. За счет красивой и качественной медной литой посуды. А в 1759 году на льготных условиях откупил у государства Сысертские медеплавильные и железоделательные заводы. Он торговал продукцией по всей России, и в 1783 году ему было пожаловано дворянское достоинство «за похвальные и благородные поступки». Скончался Алексей Федорович в Санкт-Петербурге в звании титулярного советника и осиротил восьмерых детей.

Горбатов связан только с одним из его сыновей – полковником Александром Алексеевичем Турчаниновым (1772 – 1796). Пока братья и сестры, а также матушка делили отцовское наследство («После них слиток золота разлетелся на кусочки и блестки, за которые третье поколение по сию пору грызется и режется»), он дважды женился, поручил свою долю матери и ударился в военную службу. Развелся он с первой женой или овдовел – неизвестно, но его второй супругой была «заводская девушка» – Александра Филадельфовна, дочь крепостного приказчика Сысертских заводов Дьячкова. В некоторых источниках она называется дочерью уральского купца, но учитывая, что у потомков возникли проблемы с доказательством своего дворянства, какая-то тайна все же была.

Молодые не жили при заводах, предпочитая частную жизнь в Нижегородской губернии, в Нижнем Избыльце на Оке. Сейчас уже не удается понять, где была их усадьба – на старинных картах и на карте Менде это место почему-то не обозначено. Но счастья им было отведено крайне мало: 24-летний Александр Алексеевич скоропостижно скончался, оставив неутешную 25-летнюю Александру Филадельфовну и полуторалетнего сына Сашеньку.

Вдова больше не вышла замуж и посвятила свою жизнь сыну. Нижний Избылец, прильнувший к горбатовской горе, так тих и уютен в любой сезон, что кажется идеальным для нежного детства с маменькой, парной котлеткой на обед, окскими разливами в окнах и вздохами старой няньки в детской…

Александр Александрович (1794 – 1825) успел сделать стремительную карьеру: в 1811 году он был определен в Нижегородскую «кремлевскую экспедицию» в должности губернского секретаря. В 1812 году вступает подпоручиком в нижегородское военное ополчение, откуда в феврале 1814 года переводится в лейб-кирасирский Ее Императорского Величества полк, а в мае 1815 года — в престижный кавалергардский полк.

Менее, чем через год службу пришлось оставить по болезни – видимо сказалось ранение. В том же 1816 году 22 октября состоялась его свадьба с представительницей знатного княжеского рода, 16-ти летней красавицей Ольгой Леоновной Грузинской, получившей в приданое богатое приволжское село Катунки в Балахнинском уезде. Познакомились молодые наверняка в уездном Горбатове, где у Грузинских и Турчаниновых были свои дома.

О женитьбе Александра Александровича и его положении в обществе на тот период рассказывает в одном из своих писем его будущая тёща. С нескрываемым восторгом мать Грузинской сообщала: «Я божьей милостью помолвила Ольгу… Мужик славный, один сын у матери, влюблен в нее без ума, и она его любит… очень богатый, имеет за собой 2700 душ».

Материнское сердце радо – практически единовременно она выдала замуж двоих дочерей – 18-летняя София Леоновна стала женой богатого вельможи Андрея Богдановича Приклонского, чье имение было неподалеку. Информации о судьбе Софии очень мало – в 1818 году она уже упокоилась в склепе церкви в Подвязье, умерев, видимо, в родах и оставив мужу дочь Марию.

Турчаниновы же поселились в Нижнем Избыльце в имении матери Александра Александровича, которая по отзыву ее племянника Н. А. Титова, «женщина была умная и предоброй души, радушна и гостеприимна по-старому». Вдове наверняка было очень тепло в растущей семье сына. Один за другим родились пятеро детей -Леон (1817 – 1841), Николай (1819 – 1856), Александр (1820 – 1822), Алексей (1821 – 1874), Варвара (1824 — ?).

В 1825 году Александр Александрович пожертвовал для церкви села Нижний Избылец большую серебряную ризу к иконе Ярославской Божьей Матери. Возможно, этот дар был в молитве о выздоровлении. Храм в Нижнем Избыльце, к сожалению, не сохранился. В левой части фото белеет, видимо, дом Смолиных. По крайней мере, расположение окон говорит о нем.

В 1826 году на 31-м году жизни глава большого семейства Турчаниновых скончался.

Убитая горем Ольга Леоновна пишет своей тетке: «После смерти моего драгоценного мужа своими попечениями сохранила жизнь мою, но во всем есть воля Всемогущего Творца. Он посылает нам огорчения для очищения грехов наших…»

Все мальчики Турчаниновых получили домашнее образование и впоследствии при содействии второго мужа Ольги Леоновны, инженера-подполковника Александра Адриановича Аничкова, поступили в военные заведения Санкт-Петербурга.

После смерти матери и братьев обладателем большого наследства становится Алексей. Ему принадлежали 3700 крепостных душ в Нижегородской губернии, родовое имение и дом в Горбатове, Нижнем Избыльце, три деревянных дома в Нижнем Новгороде, золотые прииски и родовое имение в Сысертских заводах Пермской губернии, 396 крепостных душ во Владимирской губернии. Алексей повторяет судьбу деда и женится вторым браком на женщине без дворянского происхождения, причем две их общих дочери родились еще до брака. В 1860 году Алексей Турчанинов, окончательно выйдя в отставку в чине штаб-ротмистра, перевозит свою семью в родовое имение в Катунки, покинув Горбатов и Избылец.

Место, где предположительно стоял храм, должно быть видно с лестницы, которая ведет в бывший Нижний Избылец.

Спустившись, мы просто прошлись старой улицей.

И вышли на дом купцов Смолиных, чьи некрополи видели на горбатовском кладбище.

Смолины – это веревки и канаты. В начале XIX века в Горбатове ведущую роль играло именно канатопрядение. Вместе с тем, произошли перемены в организации промысла: наряду с мелким домашним производством появились предприятия, основанные на вольнонаемном труде. Первые мануфактуры были созданы в 1819 году купцами Никифоровым и Силяниным, но уже спустя три года заведение последнего перешло в руки купца II гильдии Григория Евдокимовича Смолина (1784 – 1860), ставшего одним из самых видных местных производителей веревок и канатов.

Смолин, начав в 1823 году производство с незначительных размеров, спустя пять лет изготавливал в год 1420 пудов белой судовой снасти и смольных канатов. За тридцать последующих лет он увеличил объемы выработки в семь раз. В 1858 году на его мануфактуре сотня рабочих выпустила изделий на 20 тысяч рублей.

Кстати, вот вид из смолинских окошек.

Интересно, что в 1872 году в окрестностях Горбатова, в Пестрякове у генерала Склокова, гостил Мельников-Печерский, который в спокойной обстановке дописывал свой роман «В лесах». Впечатленный горбатовскими купечеством, среди которых было немало старообрядцев, он задумал роман «На горах», где Смолин появился в образе героя Марко Данилыча Смолокурова. Тот, как вы помните, полностью предался торговым делам и добился больших успехов: лет через десять за ним числилось уже больше миллиона. Однако переменился он при этом сильно — «стал властен, скуп, недоступен для всех подначальных».

Судя по некрополю, у горбатовского Смолина были сыновья – Евтихий, Александр и Иван, которые унаследовали дело отца. Правда, с начала 1860-х годов документы официальной статистики не фиксировали наличия в городе крупных прядильных заведений. Бывшие лидеры отрасли Смолины перешли к содержанию раздаточных мануфактур, скупке и оптовым операциям с пеньковым товаром.

Через дом от Смолиных – большой особняк 1857 года постройки. Его хозяин – другой производитель канатов и оснастки – Андрей Васильевич Орехов. Он был единственным сыном вдовы-старообрядки «спасова согласия» Натальи Ореховой, которая прожила при сыне до ста лет и умерла, упав то ли в погреб, то ли с лестницы на второй этаж в доме сына. Женился Андрей Васильевич на Прасковье Егоровне Булдиной из села Нижний Избылец, которая принадлежала к рас¬кольникам беспоповского толка. Прасковья Егоровна родила мужу 14 детей, но почти все они умерли в раннем детстве – выжили только трое – Мария, Павел и Александр.

Андрей Васильевич пришел в отрасль позже Смолина – примерно в 1845 году, но очень быстро подобрался к лидеру – Григорию Евдокимовичу. И хотя заведение Орехова по числу работников и количеству используемых прядильных колес в два раза уступало предприятию Смолина, общий весовой объем произведенной ими снасти был очень близок – 9 000 пудов против 10 000 пудов. Да и дом под стать!

Кстати, на горбатовском кладбище сохранились могилы Ореховых. Кирпично-металлическая ограда, в которой надгробие с указанием, что похоронена девица Аполлинария (1858-04.09.1866), восьмилетняя дочь Андрея и Прасковьи Ореховых. Здесь же нашли вечное упокоение Андрей (ум. 1860) и Владимир (ум. 1872) Ореховы – видимо, сыновья мануфактурщика.

Несколько неожиданно для себя я обнаружила воспоминания о дожившей до совершеннолетия дочери горбатовского купца Андрея Орехова – Марии (1850 – 1914). В 1868 году отец взял 18-летнюю дочь Машу на ярмарку в Нижний Новгород. Такие поездки были для купеческих семей обычным делом – не все ездили гулять по ресторанам и ярмарочным барышням. Живущие не в губернском городе семейства пользовались ежегодным торжищем, чтобы сделать буквально годовые запасы необходимых в хозяйстве вещей – от чая и керосина до тканей на платья, мебели и шалей. А наличие дочки на выданье тем более требовало не экономить на красавице. Сохранилось фото Марии Ореховой.

На ярмарке Маша приглянулась завидному жениху – наследнику льняной империи, 20-летнему сыну вязниковского купца Василию Васильевичу Демидову. Тот активно вовлекался отцом во все дела компании, а потому сам ездил на ярмарки и выставки в качестве полноправного представителя фирмы. Демидов желание сына обзавестись семьей воспринял положительно и даже не стал морочиться вопросами приданого – «денег столько, что и внукам не прожить». Уже осенью того же года в Горбатов были отправлены сваты, и Андрей Орехов согласился отдать дочь.

Свадьба состоялась в 1869 году. Как упоминается сразу в нескольких источниках, Маша к жениху была прохладна и просто подчинилась воле отца. Партия во всех смыслах выгодная, а оставаться на 19-м году жизни в девках – отца и мать позорить.

Мария Андреевна Демидова жила барыней в доме мужа, родила ему семерых детей, но после смерти отца в 1880-х годах, получив в наследство неплохое состояние, решила развестись с мужем. Причиной для такого поступка якобы была любовь Василия Васильевича к спиртному и пьяным выходкам. Еще одна версия – Василий Васильевич обладал скверным характером и был очень упрям. Остались воспоминания, как он не уплатил какие-то сборы властям Вязников, и те, желая проучить жадного упрямца, приговорили его к позорному наказанию — месяц носить на одной ноге калошу, а на другой — штиблет. И он — миллионер и практически хозяин и кормилец города! — отходил так все тридцать дней.

С таким же упрямством Демидов отказал жене в разводе. А так как теперь у Марии Андреевны был собственный капитал, она отправилась нанимать самого лучшего московского адвоката, которым был в те годы, разумеется, знаменитый адвокат и великолепный оратор Федор Никифорович Плевако (1842 – 1908).

Результат обращения вот в этих записях со слов Плевако, рассыпанных по воспоминаниям семьи: «Она пришла ко мне, чтобы начать бракоразводный процесс. Замуж ее выдали в семнадцать лет, тогда ей сравнялось двадцать восемь, и она поняла, что не любит мужа. Тот нравен и упрям, да и у нее характер не сахар… А кончилось дело тем, что мы зажили одним домом. Мария Андреевна управляет всеми моими делами — и имением, и крахмальной фабрикой, которую я купил специально для нее, и шестью доходными домами на Новинском валу. Она и со всей нашей империей управилась бы».

Чтобы быть вместе с той, которую полюбил молниеносно, Плевако развелся с первой супругой. Уже спустя пару месяцев после первого знакомства Мария Андреевна собрала вещи, детей и, презрев общественное мнение, переехала на Новинский бульвар к своему любовнику, который и повел бракоразводный процесс «Мария Андреевна Демидова (Орехова) против своего мужа Василия Васильевича Демидова».

Процесс этот затянулся почти на 20 лет. Василий Васильевич, ставший в 1882-м, после смерти отца, полноправным хозяином льняной империи, стоившей более 5 миллионов рублей, ни на какие компромиссы не соглашался и «вольную» жене не давал. Более того, он совершенно спокойно относился к тому, что она живет с другим человеком и упорно заявлял, что изменой это не считает, а супругу очень любит и ждет, когда она образумится. Демидов постоянно перечислял крупные суммы на образование детей.

А между тем, у Марии Андреевны родились дети от Федора Плевако, который, не имея возможности признать незаконнорожденных, оформлял их подкидышами и усыновлял. Эта скандальная ситуация совершенно повторяла историю его появления на свет, а потому причиняла Плевако моральные страдания.

Выигрывая сложнейшие и даже безнадежные судебные процессы, Плевако ничем не мог помочь любимой – упрямый Демидов не давал развода, а его деньги не давали судьям принять смелое решение о разводе в одностороннем порядке. Все закончилось только в 1900 году, когда Демидов скончался.

Так дочка горбатовского купца Орехова Мария Андреевна, став вдовой, вышла замуж за блестящего адвоката Федора Плевако. Старели они вместе, в окружении детей и многочисленных внуков.

Приезжали ли они в Горбатов, мы не знаем. А зря – дом еще стоит и смотрит на Оку. Он все помнит.

Продолжаем прогулку по нижней части Горбатова. В соседях у Ореховых, через проулок, который вел к подъему в город, жил Николай Порфирьевич Никифоров (1835 – 15 января 1901). На этом фото хозяин дома сидит в окне. Он был небогатым купцом-домовладельцем, старообрядцем и вел активную хлебную торговлю. Член Горбатовской городской управы, гласный городской Думы, присяжный заседатель, помощник городского старосты, он неизменно находил время для самообразования, для занятий палеографией, для собирания и исследования книг.

Улица тут такая же мощеная, как на столетних фотографиях. И в этом Горбатов прекрасен.

А если проехать по нижней улице дальше и свернуть в пойму Оки, то можно увидеть потрясающие виды на этот старинный и такой славный городок, знающий почти все о любви к жизни, красивых видах за окном и вишневом варенье.