Те, кто говорит, что Гусь Хрустальный – это маленький сонный городишко со стеклянным рынком, на котором продаются ужасные люстры и поющие бокалы, ничего не знают про это славное место. Гусь – это про порядки старинных домиков, храм-базилику, стеклянные цветы, «Страшный суд» и потрясающие истории из жизни прежних хозяев городка.

Гусь Хрустальный входит в маршрут Золотого кольца, и тут знают, как выглядит турист. Правда, это вовсе не означает, что городок похож на Суздаль – здесь нет множества музеев, смотровых площадок, пеших маршрутов, памятных табличек и прочих атрибутов счастливого туризма. Этот городок поражает провинциальным реализмом с обшарпанными зданиями, плохими дорогами и брошенной промзоной, но увидеть его стоит. В первую очередь из-за уникальности кирпичной архитектуры  – костяк города составляют заводские корпуса, учреждения и целые улицы типовых домиков для рабочих и мастеров позапрошлого века.

Кстати, из-за наличия посудного рынка городок рискует повторить судьбу Иванова – города, куда многие готовы ехать автобусами за трусами и полотенцами, но никогда не узнают об усадьбах XVIII века в нем. Уже сегодня часть туристов обходит Гусь Хрустальный стороной из-за неприязни к хрусталю – мол, пошлятина из маминой стенки. А между тем, русский хрусталь всегда был национальной гордостью – как балет, хоккей и тяга к космосу. Например, чехи никогда не считали свое богемское стекло чем-то неприличным, так отчего же в нас сидит этот ржавый гвоздь обесценивания?

Словом, выезжайте в Гусь Хрустальный ни свет, ни заря – там примерно до 12 – 13 часов работает посудный рынок, состоящий из минимаркетов. Вы удивитесь, как там мало хрусталя, но зато порадуете себя всем, чего просила душа и собственная кухня. Заодно начнете тихо ненавидеть родные хозмаги за жадность. А если дорастете до мысли, что пора перестать пить винишко из дешевых икеевских бокальчиков, отправляйтесь за хрусталем в магазин при заводе – мы покажем.

А вот после покупок можно приобщиться и к высоким смыслам Гуся Хрустального, который на самом деле не имеет ничего общего с водоплавающей птицей: название происходит от финно-угорского  kuusi–«ель», да и у эрзян есть слово “куз” – и тоже «ёлка». Недостатка в хвойных тут никогда не было – перечитайте у Константина Паустовского гимн мещерским лесам, ведь это они и есть:

«…Мещера – остаток лесного океана. Мещерские леса величественны, как кафедральные соборы.

Леса в Мещёре разбойничьи, глухие. Нет большего отдыха и наслаждения, чем идти весь день по этим лесам, по незнакомым дорогам к какому-нибудь дальнему озеру.

Путь в лесах – это километры тишины, безветрия. Это грибная прель, осторожное перепархивание птиц. Это липкие маслюки, облепленные хвоей, жесткая трава, холодные белые грибы, земляника, лиловые колокольчики на полянах, дрожь осиновых листьев, торжественный свет и, наконец, лесные сумерки, когда из мхов тянет сыростью и в траве горят светляки».

Гусь до сих пор стоит среди лесов, хотя те значительно пострадали от стеклянной промышленности. А еще до революции городок чаще звался не Хрустальным, а по фамилии владельца – Гусь Мальцевский или как вариант с написанием через «О» – Мальцовский.  Словом, если уж вы прибыли и решили совместить полезное с приятным, оставляйте свой автомобиль прямо у рынка и гуляйте пешком – исторический центр невелик. Когда вы вернетесь, ваше авто будет скучать в полном одиночестве, как наше.

Еще будучи у рынка вы сразу заметите промышленный корпус по соседству – с красивой технологической башней и более поздними пристройками. Это тоже часть бывшей славы Гуся – ткацкая фабрика 1859 года.

Кстати, пустырь на этой старинной открытке – как раз современный посудный рынок, а башня почти та же, без утрат.

Всегда было интересно, зачем стеклянным королям Мальцовым ткацкая фабрика. А оказывается, они действовали по велениям рынка: в Гусе была свободная рабочая сила – члены семей стеклодувов и шлифовщиков – которые требовали занятости. Во-вторых, в России вошла в силу текстильная промышленность и приносила немалые доходы. А в-третьих, выработанная грубая ткань нанки хорошо подходила для упаковки дорогого стекла.  В  советские годы фабрика тоже работала, да и сейчас там был замечен минимум сторож.

Почти напротив ворот – дом управляющего. Двухэтажный особняк для менеджера позапрошлого века – обычное явление в дореволюционной России. Мы видели особняки управляющих в Вичуге Ивановской области. Первый этаж обычно был практически рабочим – там была приемная и кабинет. Второй этаж был частным – там жила семья управляющего и обычно держалась пара гостевых комнат на случай приезда важного гостя. Домик удивляет респектабельностью даже сегодня. Так и ждешь, что из двери выйдет господин в шляпе и начищенных ботинках, а в окне из-за тяжелой шторы выглянет милое лицо, и помашет белая ручка.

Вот так красиво выполнены завершения металлических стяжек этого дома – словно старинные вензели.

Отсюда же видно, как советская застройка изуродовала мальцевскую планировку городка – за обычным многоквартирным домом видна старейшая каменная церковь Гуся – Иоакиманская 1816 года постройки. Застроенная со всех сторон, она вообще тяжела для фотографирования, но мы еще увидим ее. Улица эта, кстати, тоже имела название Иоакиманской.

Отсюда мы пошли в сторону знаменитого собора, примечая особенности бывших мастеровых улиц. Кирпичные одноэтажные домики шоколадного цвета были построены в 60-80-х годах ХІХ века, но кажется, что крепкие стены из красного глиняного кирпича до сих пор хранят тепло старинных голландских печек. В 1901 году путешественники писали: «При въезде на Гусь вас поражает вид красивых домиков, каменных, крытых черепицей и железом. Таких домиков на фабрике ‑ 425, выстроены они по трем типам: дом с кухней, дом без кухни, дом с кухней в подвальном этаже и флигелем». Сейчас этих домиков – 247, и все они включены в Единый государственный реестр объектов культурного наследия и охраняются государством, то есть за переделки жильцы получают штрафы. Если прогуляться по Гусю, можно понять, что типов домиков по фасадам больше трех, а штрафы никого не пугают.

Встречались рассказы о том, что улицы заселялись с учетом цехового братства, состава семьи и даже репутации. Кстати, домики сфотографированы на разных улицах. Как говорится, не ленись, «собери свою коллекцию».

А вот тут люди даже ухитрились сохранить черепицу!

По дороге к собору мы вышли на одну из центральных улиц Гуся –на бывшую Первую Ивановскую, плавно преходящую на дамбе в Юрьевскую, а ныне – улицу Калинина. Первое из примечательного здесь – городской магазин 1853 года, очень напоминающий торговые ряды с привычной галереей. Впрочем, разница бросается в глаза сразу же – магазин двухэтажный, и променад на первом этаже заменяется балконом на втором. Это уже ближе к столичным примерам рядов, а не провинциальным, где второй этаж оставался без своей галереи.

Здесь жители Гуся могли отоварить мальцевскую «валюту» и получить все необходимые товары. Работники с доброй репутацией могли это делать в кредит. Сейчас здесь располагается все то же, что и раньше – магазины, включая фирменный хрустальный. Правда, цены тут немалые, и мы рекомендовали бы приобретать красоту в магазине при заводе.

Из явно полезного для  туриста в этих рядах – ресторан «Мальцов». В цокольном этаже со сводчатыми тяжелыми потолками можно вкусно пообедать русскими блюдами. Заведение уже не новое, но кухня не испортилась, и все по-прежнему вежливо.

А вот магазин на старинной открытке.

А вот другой ракурс, и в кадр попал господский дом Мальцова – в правой части снимка. Иногда дом приписывают управляющему, но это и понятно – Мальцовы не жили на заводах постоянно, бывали наездами, а самый доверенный и ответственный человек в городке жил в хозяйском доме и отсюда управлял зарабатыванием миллионов.

К сожалению, отдельного снимка только с этим зданием или его описания я не нашла. Но кое-что можно все-таки рассмотреть. Дом каменный двухэтажный и довольно большой – домику управляющего при ткацкой фабрике до него далеко. Окна первого этажа выше окон второго, и принцип разделения представительских комнат и частных, видимо, сохранялся. На старом фото виден фасад, обращенный на площадь, где расположен «магазин» и храм  – она до сих пор центральная в городе. Тут же и крыльцо господского дома – с небольшой галереей по первому этажу, большим балконом-верандой на втором и даже смотровой  башенкой-беседкой наверху. «Водный» фасад обращен на запруду и заводские цеха за ней – индустриальный вид из окон был неплохим.

Дом огорожен простым заборчиком и не окружен садом или парком – перед фасадом дома стоит пара старых деревьев, да по берегу заметны березы.

За домом виден одноэтажный флигель, вытянутый вдоль улицы в сторону плотины. Возможно, там была кухня и другие подсобные помещения при господском доме. А вот белеет ближе к плотине двухэтажное здание – это центральная заводская контора.

Сейчас барского дома уже нет – снесли. Из-за ветхости или классовой ненависти – непонятно. Трудно найти место в стране, где хозяин завода так бы пекся о своих рабочих, обеспечивая одиноких комнатами в казармах-коммунах, а семейных – домиками. На его месте – сквер и памятник Ленину. Деревянные домики похожи на сувенирные лавки, но я ни разу не видела их работающими.

Правда, в советские годы Ильич стоял еще у магазина, а господский дом сохранялся.

Водохранилище на речке Гусь не удивит вас размерами, но напомнит о том, что вода – первый работник на многих старых производствах. Стеклянная промышленность требовала много воды, песка и леса.

Шлифовню, которую было видно из окон господского дома, уже снесли. Здание было нерабочим, но я еще помню, как его разбирали и с каждым приездом оно таяло все заметнее.

В апреле-мае плотина трясется и гудит при сбросе излишков воды, а в марте рыбаки еще сидели на льду. И единственное интересное занятие тут – читать имена на свадебных замках или фотографироваться у традиционного сердечка.

В районе дамбы стоят важные для городка здания. Вот это похоже на обычную городскую гимназию – на самом деле электростанция 1924 года. Не отучить было Гусь от этих классических окон в тяжелых широких каменных белых наличниках. На более ранней карте городка на этом месте были столярка и механические мастерские.

И, кстати, именно тут надо свернуть налево. Чтобы полюбоваться вигонепрядильной фабрикой 1865 года. Ее уже частично приспосабливают под модные лофты, которые тут даже не знаем, кому нужны.

Кстати, это здание было надстроено третьим этажом – вот оно на старой открытке.

Напротив – вполне советское здание хрустального завода. Вот в его проходной и помещается магазин с самым дешевым хрусталем – фужеры и стопки, вазы и блюда, салатники и графины. Цвета – от прозрачных до янтарно-медовых, изумрудно-зеленых, ягодно-винных. В маминой стенке такого хрусталя точно не было. А на вашем столе для гостей – вполне может быть.

Какая разница в промышленной эстетике двух веков!

Отсюда хорошо пойти гулять порядками старых кирпичных домов. Схожие на первый взгляд, они оказываются совсем разными благодаря оформлению и поздним перестройкам. Вообще целые кварталы таких улиц кажутся чем-то необыкновенным, если ты понимаешь, что им уже полтора века. В них до сих пор живут люди – вполне вероятно, это потомки тех самых стеклодувов и шлифовальщиков, ткачей и красильщиков, которые ставили свои подписи в ведомости Мальцова о получении жилья.

Так мы постепенно вышли ко второму центру гусёвской жизни – площади, где располагается шедевральный собор, богадельня, здания училищ и дом священника. Но самое главное – здесь стоит памятник тому человеку, который основал этот городок в мещерских лесах.

Аким Васильевич Мальцов: основатель

Памятник посвящен Акиму Васильевичу Мальцеву (? – 1785), который в 1750-х годах и приехал сюда, на берега лесной речки Гусь к деревеньке Никулиной, чтобы построить свое производство.  Никакой добровольности в этом особо не было: указ Сената от 23 ноября 1747 года постановил «снести винокуренные, медные, железные и стекольные заводы в пределах города Москвы и от Москвы в двухстах верстах». А дела шли так хорошо!

В 1723 году Иван Дружинин из Гжатска и Сергей Аксенов из Калуги завели под Москвой, в Карачевском и Можайском уездах, стекольное дело. Василия Мальцова приняли они в «компанейщики». Однако в 1746 году после смерти основателей дела Василий остался единственным владельцем хрустальной фабрики в Можайском уезде. От него дело наследовали два сына – Александр и Аким. После указа о переселении производств Александр переехал в Трубчевский уезд, а Аким – на речку Гусь в 230 верстах от Москвы и в 90 верстах от Владимира.

Первоначально здесь работали 59 человек при четырех стекловаренных печах «о шести дойницах для материи на хрустальную посуду» и «о четырех дойницах для простой материи». При заводе помимо двух деревянных гут были печи для закалки изготовленной посуды, сушильня для дров, специальные чуланы для хранения посуды и стекла. Первое упоминание о Гусевском заводе относится к 1778 году: «…Акима Мальцова при речке Гусь и сельцо Гусь называется, где фабрика заведена, делают стаканы и рюмки простые. В сельце душ до ста крестьян…». В 1780 году «у содержателя дворянина Акима Мальцева четыре фабрики состоят на собственных дачах. Гусевская хрустальная фабрика, Микулинская, Головинская, Пичугинская стекольные фабрики…».

В 1785 году Акима Васильевича не стало.

А дальше начинается круговерть из наследников, среди которых были люди неординарные. Вполне тянет на сериал, в котором было бы место и материнским слезам, и любви, и интригам. Тут даже Пушкин замешан! Не будем краткими – читайте!

Кстати! В портретах Мальцовых (кроме двух последних) много путаницы – пару портретов пришлось угадывать по моде на мужские галстуки в разные десятилетия XIX века. Будут аргументированные поправки – рады рассмотреть.

Мария Васильевна Мальцова: стеклянная королева

Итак, после смерти Акима Мальцева дело оказалось в руках вдовы – Марии Васильевны (, при которой взрослели четыре дочери и два сына — Сергей и Иван.Казалось бы, есть, кому передать дело, которое заметно выросло – пришлось купить часть заводов брата Александра Васильевича и основать пяток новых.

Мария Васильевна ничего не упустила в воспитании сыновей – те еще малолетними были записаны в  привилегированный лейб-гвардии конный полк. Лучшие лошади, дорогая форма, удобные квартиры в Петербурге, денег вдосталь на карманные расходы – стеклянная королева ведет счет каждому рублю, но на сыновей не скупится. Мать не скрывает в переписке, что хотелось бы ей не только счастья своим Ванечке и Сереженьке, но и признания в обществе, а значит, невесты должны быть родовитыми. Даже о приданом речи нет – и мальцовских денег не прожить, а вот имя родни позвончее  – это как раз та алмазная грань, которой так не хватает неродовитым дворянам Мальцовым.

Правда, нравоучениями она сыновей не изводила. Старший Сергей имел нрав буйный,  мать была осторожна с ним, не понуждая его ни к чему. Поэтому она с легкостью удовлетворяла его страсть к дорогим скаковым лошадям. Младший Ванечка был ее отдушиной – мягкий характером и уступчивый с матерью, он при этом обладал ее стальной хваткой в деле. Иван вел с матерью обширную переписку, в которой давал ей дельные и хитроумные советы, а приезжая из столицы в отчий дом, пропадал на фабриках – его то и дело видели у печей и резчиков. Иван горячо интересовался производством, привозил из-за границы описания производств и технические новинки. Все чаще в документах можно увидеть такую надпись «к сей ведомости по доверенности матери моей дворянши Марии Мальцовой сын ее секунд-майор Иван Мальцов руку приложил». К тому же сын в возрасте 26 лет заболевает, и долгий его отпуск в отчем доме при матери наводит на мысль об оставлении военной службы, что тот и делает. Матери такой поворот событий был только на руку – именно младший Иван должен унаследовать мальцовскую империю. Мать в переписке с сыном все чаще упоминала свои слабости и болезни, сетуя, что по делам все чаще отсылает в дальнюю дорогу управляющих, а самой уж трудно перенести и тряску экипажа, и размеренный бег саней.

Наконец, Мария Васильевна выправляет соответствующий документ о передаче десяти производств Ивану, а чтобы не обидеть старшего сына, она определяет Сергею значительное финансовое наследство. “На тебя все мое упование… Силы мои уже не те”, – пишет она в очередной раз Ивану. И тут же просит его искать себе подругу добрую, в каждом деле помощницу. Чтоб по уму и по сердцу.

Дело в том, что оба сына Марии Васильевны до тридцати лет не спешили с женитьбами – это заставляло мать горевать. Ей хотелось успеть увидеть, что жизнь подарит ее сыновьям достойных подруг, понянчить внуков. От дел Мария Васильевна окончательно отошла в 1804 году, погрузившись в жизнь обыкновенной старинной барыни: “Кончилась служба моя, поживу за спиной сынов, как раньше за спиной дорогого моего Акима Васильевича”.

Иван Акимович Мальцов: соперник Пушкина

Иван Акимович Мальцов (1774 – 1853)

Конечно, все помнят, что у поэта Александра Сергеевича Пушкина был дядя-поэт –  Василий Львович. Он был весьма известным в свою эпоху – его стихи печатались. Легкий в обращении, веселый и остроумный Базиль, как его звали друзья, забросил службу и успешно волочился за дамами, очаровывая их рифмами и тонким обхождением. Вот только денег у него было мало, и выдавать за прелестника своих дочек дворяне не спешили.Но вот дочь гвардии поручика Михаила Степановича Вышеславцева с редким именем Капитолина или Капочка, как звали ее родные и близкие, пала жертвой пушкинского обаяния.

На первых порах молодые жили счастливо. Они снимали квартиру в Москве на пересечении Большого и Малого Харитоньевского переулков, принимали у себя поэтов и музыкантов, сделав из своего скромного жилища салон. У Пушкиных было настолько душевно, что гости и не замечали, что хозяева явно экономят на свечах и угощении – доходов у поэта Василия Львовича было очень мало. Со временем Капочка стала замечать, что вопросы нужды все чаще беспокоят ее: она перешивает старые платья, грустит при взгляде на новые серьги знакомых дам, не может побаловать себя новинками из популярной кондитерской. Плюсом к этой неприятности добавились слухи о похождениях Василия Львовича – тот так и остался поклонником женской красоты и все чаще пропадает из дома.

В самые тяжелые свои моменты Капочка любила прийти в дом брата Базиля – Сергея Львовича, чья супруга, мать незабвенного Александра Сергеевича Пушкина, а тогда еще толстого пятилетнего карапуза, Надежда Осиповна умела утешить. Эта семья тоже жила небогато, но сходство характеров роднило супругов, и те исправно рожали детей. У Капочки не было ребенка – это заставляло ее грустить еще больше. Поэтому после душеспасительной беседы с Надеждой Осиповной о том, что Базиль – милый душка и поэт, а вокруг наглые девки, и надо прощать ему небольшие слабости, Капочка брала пухлую ручку будущего светила русской поэзии Саши Пушкина и вела его гулять в Юсуповский сад.

Однако на ее счастье одна из прогулок с племянником в саду завершилась сказочно. Также прогуливаясь, Иван Акимович Мальцов, тридцатилетний миллионер и холостяк, пару раз уже встречал небогатую, но прелестную  даму с толстым смуглым карапузом. Понятное дело, дама не обратила внимания на одетого по последней моде господина. А Мальцов решил навести справки о той даме с ребенком – где живет, чья жена, один ли у нее сын. Предоставленные ему данные ошеломили его. Капочка несчастлива в браке, у нее нет детей – тем лучше! Несколько дней подряд Иван Акимович старался попадаться Капочке в Юсуповском саду и переулках. Наконец, она даже стала с ним здороваться, а потом и заговорила. Эта ситуация описывается в письмах и воспоминаниях.

Держа квартиру как салон любителей музыки и поэзии, Капочка не упустила шанс пригласить бывать у них владельца стеклянно-хрустальной империи. Разумеется, она сослалась на то, что обстановка не блестящая, но душевная. Иван Акимович приглашение принял. Он неизменно приходил с подарками, но слушал вовсе не музицирование или стихи – он любовался Капочкой. А той было обидно, что охладевший к ней Базиль даже не замечает этого – она не могла рассчитывать даже на ревность мужа.

Дальше история покрыта мраком.

Некоторые биографы не исключают, что шедший к своей цели богач Мальцов сумел уладить дело в Московской консистории, которая нашла доводы Капочки к разводу достаточными. Другие говорят о том, что Василий Львович сам из некоторых побуждений дал показания против себя, рассказав о супружеской неверности. А вот что это были за побуждения – жалость к Капочке, желание освободиться от нелюбимой женщины и перестать прятаться от общества или богатое вознаграждение от хрустального короля – неизвестно. Но в 1806 году Мальцов женился на Капитолине Михайловне.

Мария Васильевна Мальцова, поздравляя любимого сына с женитьбой, вручая богатые подарки, не скрывала своих тревог. Разведенка да не сумевшая родить в браке сноха – не лучший подарок судьбы. Однако она верила в добрую судьбу сына и не обманулась. Иван Акимович прожил с Капочкой счастливых полвека – 50 лет, и та родила ему троих детей – Василия (1807—1832), Марию (1808—1897) и Сергея (1810—1893) — и организовала в их доме литературный салон, в котором бывали и племянник по ее бывшему мужу – Александр Пушкин и дипломат и поэт Александр Грибоедов.

В 1811 году, после смерти матери, Иван Акимович Мальцов продал гусевские фабрики своему старшему брату Сергею, оставив стекольный бизнес в семье, а на вырученные деньги купил два чугунолитейных и железоделательных завода в Калужской губернии у одного из наследников демидовской семьи. Мысль Ивана Мальцова была нацелена на развитие собственного станочного парка для хрустально-стекольных заводов и выпуск бытовой посуды для населения.

Сергей Акимович Мальцов: от лошадей – к алмазной грани

Сергей Акимович Мальцов (1771 – 1823)

Брат Ивана Акимовича, Сергей недолго огорчал мать, Марию Васильевну, своим горячим характером и страстью к карточным играм и лошадям. В 1802 году он женился на вдове Анне Сергеевне Ладыженской, дочери князя Сергея Васильевича Мещерского, у которой было двое детей. Вдова с детьми тоже была не лучшим вариантом для сына стареющей Мальцовой, но и с этим она смирилась – лишь бы сын был счастлив.

Сергей Акимович  породнился со знатной княжеской фамилией Мещерских, которые владели угодьями на Рязанской земле, в тех местах, где были и мальцевские заводы – например, гусевские. Последствия Отечественной войны 1812 года вызвали огромный спрос на продукцию мальцевских заводов. Для Москвы и других городов и сел России требовалось громадное количество стекла. По данным статистики, на заводах Сергея Мальцова за 1812 год было выработано 1 704 650 изделий из стекла и хрусталя. Окрепнув и встав на ноги после наполеоновского нашествия, Сергей Мальцев старался поднять на новый, еще более высокий уровень качество посуды из гусевского хрусталя. В эти годы его завод освоил выпуск бесцветного свинцового хрусталя с алмазной гранью. На заводах Сергея Мальцова, как писали столичные экономические газеты, “лучшая отделка различной хрустальной посуды не уступает английской”.

Сергей Акимович расширял свое дело – он часто бывал за границей, так как его постоянно болеющая супруга чередовала рождение детей с лечением. Почерпнув особенности производства стекла за границей на венецианских заводах, Мальцов внедрял новинки на гусевских производствах. В 1816 году он строит в Гусе храм святых Иоакима и Анны – в память покойного отца Акима Васильевича и в честь святой покровительницы болеющей своей супруги Анны Сергеевны. Гусь становится селом.

В 1820 году умирает сначала супруга Сергея Акимовича, а потом в 1823 году и он сам. Пятеро детей остаются сиротами.

 Иван Сергеевич Мальцов: по прозвищу Мефистофель

Иван Сергеевич Мальцов (1807 – 1880)

Попечение о сиротах, а также о заводах взял на себя родной дядя и прежний хозяин Гуся – Иван Акимович. Особые его заботы связаны с воспитанием наследника – Ивана Сергеевича Мальцова.  Юноша получил прекрасное домашнее воспитание, затем обучался в Благородном пансионе Московского университета. Проявлял склонность к изучению языков, в том числе и древних. По завершении образования поступил на службу в Московский архив Коллегии иностранных дел.

Так наследник гусевских заводов Иван Сергеевич решил продвигаться по дипломатической стезе и было вступив во владение гусевскими заводами, он вернул доверенность управления предприятиями уже немолодому дядюшке. Сам же в апреле 1828 года был назначен первым секретарем посольства в Персию, возглавляемого Александром Грибоедовым. Автор “Горя от ума” быстро подружился с Иваном Мальцовым.

Трагедия случилась 30 января 1829 года. Стоит отметить, что иностранные посольства в Персии располагались не в столице, а в Тавризе, при дворе принца Аббаса-Мирзы. Поэтому вскоре по прибытии в Персию российская миссия отправилась представляться Фетх Али-шаху в Тегеран. Там толпа из тысяч взбунтовавшихся персов напала на русскую миссию в здании, которое та занимала. Это был настоящий вооруженный штурм. Русские были заведомо обречены – помощи ждать было неоткуда, а силы были неравны. Оборона окон и дверей дала лишь возможность осознать, что смерть неминуема. Некоторые современники писали, что решение спасти хоть одного принял сам Грибоедов – он замотал юного 21-летнего Мальцова в ковер и положил его в чулан. Так как он один остался в живых. А убийцы не ограничились резней в посольстве – они издевались даже над телами дипломатов, таская их по улицам на веревке за лошадьми. Труп Грибоедова был так изувечен, что его опознали только по шраму на руке и кольцу на пальце.

Пока молодое поколение переживало свои драмы, старый дядюшка умело руководил заводами племянника. Продукция начала брать российские и зарубежные награды.

В 1831 году по возвращению из-за границы Иван Сергеевич Мальцов едет в Гусь и начинает сам заниматься заводскими делами. Производство стекла было поставлено на рельсы самой современной технологии. Стали выпускаться изделия из трехслойного стекла под золото и серебро, хрустальные изделия с алмазной гранью, но самой прибыльной продукцией стало все же оконное стекло.

Тогда же Мальцовым овладело желание построить в Гусе не просто рабочую слободу, а идеальный городок – с прекрасными условиями труда и жизни, то есть с типовыми домиками для рабочих, красивыми зданиями заводов, храмами, магазинами, больницей, школами и училищем. Понятно, что в России такое было бы в диковинку – на дворе крепостничество. Но Мальцова было не остановить: он начал в Гусе строительство для работников жилья усадебного типа из красного кирпича, который производили тут же.

Летом 1835 года, будучи советником Нессельроде, Мальцов в составе свиты императора посетил Богемию с ее богемскими хрустальными фабриками. Мальцев также ознакомился с достижениями чешских мастеров стекла, после чего на Гусевском заводе удалось изготовить первое гранатное и малиновое стекло, секрет которого был потерян. Это открытие дало заводу новый толчок к развитию производства цветного стекла, которое надолго стало коньком мальцовских фабрик. Хотя и обычное стекло находило самое широкое применение.

Только в 1839 году Гусевская фабрика не принимала участия в выставках из-за реконструкции стекловаренных и калильных печей. Проведенные мероприятия привели к уменьшению периода варки стекла, улучшению качества стекломассы, увеличению выработки стеклоизделий и, самое главное, к уменьшению потребности в дровах. Именно последнее достижение (экономия топлива) было наиболее ценным, так как для Гусевской хрустальной фабрики, относящейся к предприятиям длительного функционирования, встал остро вопрос об истощении местной базы древесного топлива.

В эти годы правительство принимает решение о разработке и распространению употребления торфа взамен древесного топлива. От внимания Мальцова не ускользнуло то обстоятельство, что вокруг Гусевской хрустальной фабрики находятся обширные болотистые пространства, богатые торфяными залежами.

Ивана Сергеевича было связано и формирование заводской коллекции гусевского художественного стекла. Именно он положил начало сбору при фабрике уникальных изделий из стекла и образцов массового производства, которые легли в основу нынешнего музея в Гусе Хрустальном.

В 1857 году завод в Гусь Хрустальном удостоился права изображать на изделиях герб Российской Империи. При этом завод занимался выполнение крупных заказов для царского двора, а также для иранского шаха. Хрусталь, изготовленный в Гусь Хрустальном, можно было увидеть на кавалерских и обычных столах, в императорских дворцах.

В 1860-х годах Мальцев быстро справился с кризисом, возникшим вследствие отмены крепостного права, перестроив управление своими предприятиями на капиталистический лад. После реформы мальцевское производство двинулось в массы еще быстрее. К началу 1880 года из его стеклянных и хрустальных заводов два крупнейших (Гусевский — 517 рабочих и Уршельский — 375 рабочих) были оснащены паровыми машинами. Это был технический прорыв. Годовой оборот Гусевского завода составлял 900 тысяч рублей.

В том же 1880 году Иван Сергеевич, имевший при жизни весьма сакрастический и едкий нрав, а также прозвище “Мефистофель”, скончался в Ницце, будучи закоренелым бездетным холостяком и противником женщин. Современники отмечали, что у Ивана Сергеевича были все данные для того, чтобы стать хозяином обширного и счастливого семейства – он был умен, практичен и крайне воспитан. Умение вести беседу и веселить окружающих были его визитной карточкой. Вереница гостей из Петербурга и Москвы в Гусь на заводы была нескончаемой. Однако вечный мальцовский сарказм, скептицизм и мизантропство сделали свое дело – все чаще мишенью его насмешек становились именно дамы – их страсть к нарядам, украшениям и праздное препровождение времени отвращали Ивана Сергеевича от дамского общества.

Современники, конечно, приводят какие-то истории увлечений Ивана Сергеевича Мальцова барышнями. Например,  известно, что хрустальный король был  пылко влюблен в княжну Сашеньку Трубецкую, но та сначала крутит роман с поэтом Веневитиновым, а после его смерти выходит замуж за кузена влюбленного в нее Мальцова – князя Мещерского… Современники описывают произошедшее, как тяжелый удар для Ивана Сергеевича.

Перед смертью все свои миллионные капиталы и имения бездетный Иван Сергеевич завещал одному из своих племянников, сыну сестры, в замужестве Нечаевой — Юрию Степановичу Нечаеву, который был вынужден добавить к своей фамилии еще и мальцовскую.

Похоронен Иван Сергеевич в Новодевичьем монастыре. Могила его утрачена.

Юрий Степанович Нечаев-Мальцов: богач с художественным вкусом

Юрий Степанович Нечаев-Мальцов (1834 – 1913)

Из-за отсутствия прямых наследников, новым хозяином  многомиллионного состояния и ряда промышленных предприятий, в том числе, Гусевской хрустальной фабрики, был объявлен племянник – Юрий Степанович Нечаев, сын Софьи Сергеевны Мальцовой (сестры Ивана Сергеевича) и Степана Дмитриевича Нечаева, ближайшего друга покойного.

Стоит отметить, что племянник еще при жизни дяди привлекался к некоторым делам мальцовской империи и не был чужд производствам. По завещанию Юрий Степанович должен был принять фамилию дяди, что тот и сделал.

Юрий Степанович Нечаев-Мальцов оказался достойным приемником династии Мальцовых. Вступив в права наследника на 47-ом году жизни, он за три с небольшим десятка лет успел сделать многое не только на ниве социально-экономического развития промышленных предприятий, принадлежавших ему, но и на ниве благотворительности, меценатской деятельности.

Определенные обязанности перед производством, которому посвятил свою жизнь Иван Сергеевич Мальцов, не были чужды для Юрия Степановича. В хрустальное производство он внес свой художественный дух. На Гусевской хрустальной фабрике внедряются передовые технологии, новые способы декорирования стеклоизделий – в технике “галле”, “миллифиори”, “ирризации”, “люстр”. Также внедряются поточные механизированные линии нанесения алмазной грани и кислотной обработки.

Вышеперечисленные усовершенствования – это лишь один из примеров активной предпринимательской деятельности Нечаева-Мальцова, результатами которых стали медали на Всероссийских мануфактурных выставках, международное признание – бронзовая медаль на Всемирной выставке в Париже в 1900 году.

На фабриках продолжается строительство каменных домов для рабочих и служащих. Строятся церковно-приходские школы для детей мастеровых, общественные здания.

При многообразии интересов и поля деятельности Ю.С. Нечаев-Мальцов большое значение придавал искусству и благотворительности. Многие годы он был почетным членом, а затем и вице-президентом Общества поощрения художеств, членом Академии художеств. На его средства построены различные благотворительные учреждения, ряд церквей в различных городах России и за рубежом. Но самым значительным вкладом его меценатской деятельности явился Музей изящных искусств, ныне Музей изобразительного искусства им. А.С. Пушкина.

В некрологе, написанном в 1913 году, отмечается деятельность Нечаева-Мальцова на поприще строительства музея: “… ему музей обязан мраморной и гранитной облицовкой, мраморной колоннадой по главному фасаду, мраморной парадной лестницей… Им пожертвованы обширные коллекции памятников египетского искусства, памятники античного ваяния классического периода, копии мозаик святого Марка в Венеции… Весь этот, более чем 10-летний период, Юрий Степанович жил почти исключительно интересами и делами музея…”

За старания при создании музея Мальцову пожаловано звание обер-гофмейстера Высочайшего Двора и высший орден Александра Невского.

По странному стечению обстоятельств Юрий Степанович тоже не был женат и не имел прямых наследников. Каких-то воспоминаний о перенесенной драме личных отношений Нечаевым-Мальцовым нам найти не удалось. А потому оставим это просто загадкой незаурядного человека.

Юрий Степанович Нечаев-Мальцов скончался в Санкт-Петербурге в октябре 1913 года в возрасте 79 лет. Общество с нетерпением ждало объявления наследника. Завещание Ю.С. Нечаева-Мальцова удивило всех не меньше, чем завещание Ивана Сергеевича Мальцова. Наследниками были объявлены Элим Павлович Демидов, князь Сан-Донато и Павел Николаевич Игнатьев.

 Остальные наследники

Элим Павлович Демидов (1868 – 1943)

Элим Павлович Демидов носил роскошный титул князь Сан-Донато. Он родился в 1868 году и был сыном известного промышленника Павла Петровича Демидова и Марии Элимовны Мещерской, которая умерла вскоре после рождения сына. Родственником Нечаева-Мальцова он был весьма дальним – внучатым племянником по линии родства Мальцовых, Нечаевых, Мещерских и Демидовых.

В качестве интересной истории хочется отметить тот факт, что наследник престола, будущий Александр Третий был страстно влюблен в мать Элима, княжну Марию Мещерскую, которая служила фрейлиной при дворе его матери-императрицы. Несмотря на то, что у Александра тогда еще был жив старший брат, увлечение не могло перерасти в брак, поэтому Александр изводил родителей желанием удалиться от жизни при дворе и вести жизнь частного лица. В итоге Марию удалили от двора, выдав замуж за Павла Демидова – красавца и богача.

В 1885 году после смерти отца семнадцатилетний Элим Павлович был усыновлен Нечаевым-Мальцовым, несмотря на дальнее родство. В мае 1890 года Демидов окончил с серебряной медалью императорский Александровский лицей. Был пожалован в звание камер-юнкера Двора Его Императорского Величества и принят в министерство иностранных дел России. В 1893 году женился на дочери генерал-адъюнкта графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова, графине Софье Илларионовне.

Судьба гусевских заводов его интересовала лишь как источник доходов – этот совладелец не прохаживался по цехам, не привозил из-за границы технических новинок и не переживал, победит ли его продукция на всемирной выставке. Скончался Элим Демидов в 1943 году в Афинах и был там же похоронен в приходе Троицкой посольской церкви. Детей у него не было.

Павел Николаевич Игнатьев (1870 – 1945)

Павел Николаевич Игнатьев, второй наследник Нечаева-Мальцова, родился в аристократической семье графа Николая Павловича Игнатьева, впоследствии министра внутренних дел, и его жены Екатерины Леонидовны, урождённой княжны Голицыной. Он тоже был внучатым племянником миллионера и весьма дельным человеком.

С мая 1915 года он был российским министром просвещения и был очень увлечен вопросами народного просвещения. О его заслугах на ниве управления заводами мы тоже ничего не знаем. Скорее всего, заводы работали просто под управлением толковых директоров, так как упадка на них не было.Во время революции Игнатьеву удалось иммигрировать вместе с семьей. С июля 1920 жил в Англии, где приобрёл имение Бошан на побережье Ла-Манша.

Иосиф Бродский и Мария Соццани

Причудливое родовое дерево многочисленных Мальцовых имеет в своих ветвях даже имя поэта Иосифа Бродского, который был женат на Марии Соццани (Мальцова-Трубецкая по матери) и имел от брака дочь Анну 1993 года рождения.

Продолжаем прогулку!

Надо ли говорить, что украшением этой площади в Гусе является Георгиевский собор 1892 года постройки? Его вы заметите сразу.  Постройка этого высокохудожественно оформленного и обезображенного в советскую эпоху храма связана с такими именами как архитекторы Л.Н. Бенуа, Г.Я. Леви, В.А. Покровский, А.Н. Померанцев, художники – В.М. Васнецов, И. Крамской, мозаичист В.А. Фролов. Жаль, не увидеть нам храм с куполами и колокольней – та еще была картина.

Кстати, георгиевский собор весьма не прост – владелец гусевских заводов хотел, чтобы в его имении все было по высшему классу. И Георгиевский храм в 1890 году проектировал сам великий Леонтий Николаевич Бенуа. Он получил задачу построить в мещерских лесах первую большую русскую базилику. И он построил. А потом сказал: «… в этот храм я вложил все, что мог, и, может быть, он останется лучшим из моих творений».

Тут даже двери – произведение искусства.

Все васнецовские эскизы ту же уезжали в Третьяковку – настолько важна и чудесна была работа художника.

В советские годы мозаичные работы выжили только потому, что были покрыты толстым слоем побелки, а полотно «Страшный суд» было свернуто в несколько раз.

Снаружи, над крыльцом святого Георгия Победоносца со змеем белить не стали. А к визиту в 1920-х годах самого всероссийского старосты Калинина святому нарисовали лицо высокопоставленного гостя. Говорят, Калинин очень удивился, увидев свой конный портрет на бывшей церкви и попросил объяснений. “Товарищ Калинин, это вы поражаете гидру капитализма!” – сказали местные деятели. “Аааа, это очень хорошо!” – заулыбался товарищ Калинин.

А вообще, когда Юрия Степановича Нечаева-Мальцова спрашивали, зачем он вложил колоссальные средства в строительство храма при заводах, тот улыбался и отвечал: «А отчего стоит город Орвието в Италии? Для его собора ездят иностранцы издалека. Будет время, когда художники и ценители русского искусства станут ездить и на наш Гусь…» И ведь не ошибся!

Внутри храма – потрясающий музей, посетить который надо обязательно. Это сердце Гуся Хрустального. Тут хранится множество потрясающих вещей, которые необходимо увидеть – заводские изделия, начиная с изящного XVIII века и заканчивая причудливым ХХ веком, огромное символическое полотно Васнецова «Страшный суд», чудесные фроловские мозаики с иконописными ликами святых, а также само здание храма, который построен в стиле базилики. Вы пройдетесь по подлинной плитке, прикоснетесь к холодным колоннам из редкого у нас черного лабрадорита, увидите над головой единственную сохранившуюся люстру производства мальцовских заводов – по ней и восстанавливали остальные. Пересказывать ничего не буду – идите и смотрите сами. Игру света в тех гранях не передать.

Мой любимый «гарнитур» для ликеров.

А история создания вот этой вещицы растрогает вас до слез. У Мальцова был заведен «поделошный день», когда мастера могли брать хозяйский материал и создавать произведения искусства. То, что понравилось, Мальцов выкупал. Но вот этот стеклянный букет делался стеклодувом вовсе не для хозяина, а для маленькой дочки, которая тяжело болела и посреди зимы захотела в последний раз взглянуть на цветы. Все, что мог сделать стеклодув – это стеклянный букет, который и преподнес дочке. Красивая легенда. Особенно, если учесть, что девочка в ней, конечно же, выздоровела, а букет приобрел Мальцов в свое собрание шедевров. Так что ищите его на стендах музея – памятник то ли мастерству, то ли отцовской любви, то ли ценителю стеклянной красоты Мальцову.

И не скупитесь – берите экскурсию. С рассказом – в сто раз интереснее. А еще лучше – заранее заказывайте экскурсию по телефону, а то ведь откажут на месте: тут не самый клиентоориентированный персонал, к сожалению. Мы с друзьями попали в ситуацию, когда четыре культурных души оказались лишними и не были присоединены к группе из 15 туристов даже за плату по прейскуранту.

Кстати, вот так выглядел храм до революции – оцените утраты.

Достойны внимания и строения по периметру площади. Напротив, в здании, где заседает современная власть, была богадельня. Символичненько. Надо сказать, что стеклодувы, шлифовальщики и представители еще нескольких профессий получали рабочие заболевания и могли стать инвалидами. Утратив возможность работать, мастеровые становились в тягость семьям и могли быть помещены в богадельню, где был хороший уход. Здание до сих пор украшает площадь.

По соседству с богадельней – примечательный и отличный от остальных домик священника собора. Он стоит на углу, и архитектор умело использовал его месторасположение в своем проекте.

Также достойны внимания два здания мужского училища 1898 года постройки. Здания обрамляют въезд на площадь с двух сторон главной улицы и словно зеркалят друг друга.

А вот они же на старинной открытке. Фото сделано от собора.

На десерт у города Гуся для самых настойчивых и любознательных еще пара-тройка интересных зданий, до которых еще надо дойти или доехать.

Знакомьтесь, казарма для рабочих Гуся. Носила название «Большая» – вероятно за размер. И оттого горько, что здание сегодня брошено – одно крыло занимает что-то вроде военкомата, а остальное разрушается. Мрачное и мощное зрелище. Видимо, не нашлось в городе назначения этому великану.

С одного торца обрамления окон заботливо побелены и даже вроде подлатана крыша…

… а с другого – подступает забвение.

Ясно, что никому не выплыть на этом ковчеге – он уже дал течь, и не одну. А на фасаде – мистические звезды, путеводные для жильцов казармы век назад, и никакие – для постояльцев сегодня.

А было…

Вообще казарм у Мальцова было восемь. Все они имели свои названия – Генеральская, Вдовья, Питерская, Пьяная, Золотая, Светличка, Степочкина. Можно было найти еще несколько – времени не хватило, но как найдем – обязательно добавим их фото.

Еще одно здание, которое стоит увидеть – мальцовскую больницу 1854 года. Владелец понимал, что некоторые руки и светлые головы не заменить никем. Да и долго растить новые дарования – лучше бы не терять имеющиеся. А потому мастеровых лечили.

Вот она же на старинной открытке. Теперь больничный городок разросся, но и мальцовские корпуса еще в строю, хотя заметно, что не хватает на поддержание вида денег.

Кстати, путешествуя до больницы, мы открыли для себя еще один вид домов для народа. Они стоят по Интернациональной улице.

Сначала мы подумали, что это какое-то  мальцовское изобретение для многодетных, но потом стало понятно – это «франкенштейны» из двух мальцовских домиков, часто с растесанными окнами, и жилой каменной перемычки. Видно, что крайние домики – из старого красного кирпича, чего не сказать о «соединительном корпусе».

Ну и, наконец, ближе к выезду из Гуся в сторону Владимира – гимназия. Здание отреставрировано, а в нем вроде бы опять гимназия, но на этот раз – православная.

На этом наша большая прогулка по Гусю Хрустальному была завершена. Так уж вышло, что теперь все время вспоминаю это городок, затевая пирог в керамической форме или разливая винишко по лафитникам – в точности, как у моей бабушки. Прогуляйтесь и вы, пока там еще есть, что смотреть.