Кетрось: каменный край князей Гагариных

Барочные сооружения – дворцы и храмы – выглядят царскими игрушками и при жизни, и умирая.

Сколько простоит, хранимая только подкупольным Саваофом Знаменская церковь села Кетрось в Бутурлинском районе Нижегородской области – неизвестно.  Лучше не откладывать шанс увидеть ее и остатки княжеской усадьбы.

Через Кетрось идет дорога «Гагино – Бутурлино», дублируя аналогичную, бегущую по другому берегу Пьяны. Выбирать из двух именно эту мне хотелось редко – уж больно плохой здесь местами асфальт. Но иногда приходилось – ради разнообразия и чудесного храма в Сурадееве. В самой Кетроси автотрасса повторяет причуды местного рельефа, понижаясь к ручью и делая пару дуговых поворотов. В одном из них открывается церковь.

Село, судя по всему, названо по текущей неподалеку речке Кетарше, а та, в свою очередь – в честь особенностей местной почвы. «Ке», «кев» – по-марийски и по-эрзянски – «камень». И в окрестностях есть еще названия с такой составляющей – Кемары («каменные люди»), Кевлей («каменный ручей») и другие. Ну, а Кетрось – «каменный край».

Село древнее, но его истинное украшение появилось в 1771 году – Знаменская церковь, построенная в лучших традициях московского барокко. Как сообщает сайт фонда «Дать понять» со ссылкой на искусствоведа Андрея Чекмарева, «судя по ревизским сказкам на 1782 год, владельцем значится Сергей Васильевич Гагарин» – видимо, он и был заказчиком строительства. Да, у храма нет обилия деталей, не сохранилось убранство, и сама церковь на холме явно доживает, но увидеть ее однозначно стоит. Мы с подругой, осмотрев имение Чемесовых в Базино, за час до морозного ноябрьского заката преодолели 17 км до Кетроси. И не пожалели. Отсюда видно, что любоваться можно начинать уже издалека.

Судя по карте Менде от 1850 года, прежняя дорога от Бутурлино также входила в Кетрось и так же выбегала из села в сторону Сурадеева, как и современная. Храм относительно дороги стоит на холме между сельских улиц. Вокруг него довольно обширная сельская площадь, которая точно могла бы быть и базарной в случае сельской ярмарки. Судя по карте, село было весьма большим – в середине XIX века тут 197 дворов, которые населяло более 1 тыс человек!
Кстати, здесь, как и в случае с Базиным, в котором картографы генерала Менде «забыли» нарисовать усадьбу Чемесовых, есть ошибки. Во-первых, в названии – на карте село назвали «Котрость». А во-вторых, в обозначении храма – черными крестиками обозначали деревянные церкви, а для каменных полагался на карте красный.

Каменная Знаменская церковь на момент составления карты Менде стояла уже 70 лет. Мы обошли ее со всех сторон. Невысокая, когда-то оштукатуренная, со сложной кровлей, одной и отчего-то не каркасной, а именно каменной луковкой на тонкой длинной шейке – она прекрасна и гармонична.

Колокольня раньше наверняка имела шпиль, который завершался крестом и был вровень с завершением единственной главки. Небольшой размер церкви будто подчеркивает ее домашность, словно строился храм не для большого села, а для одного барского семейства и ближней челяди. Нет в нем холодной строгости, присущей классицизму, который пришел на смену игривому барокко.

В маленькой бесстолпной трапезной, куда мы заглянули через вход под колокольней, было темно – окна закрыты. Судя по черному налету на кирпичных стенах, там был пожар или что-то жгли. Росписи уже нет, на полу – битый кирпич. Вход в основной объем заложен.

В храм мы попали через боковые окованные двери – они были раскрыты.

Объем – небольшой, но кажется устремленным ввысь и очень светлым даже при заколоченных круглых световых окнах в куполе и предзакатном часе. Росписи также нет, хотя в барочных церквях она всегда пир для глаз. На стене – остов иконостаса из балок.

А это проемы в алтарную часть. Без икон – чистые линии и опять очень светло. Видно, что вся кирпичная кладка церкви основывается на белокаменной. Тесаный белый камень наверняка местного происхождения – такой здесь активно добывали и использовали при строительстве.

Бетонные кубы – советское творчество. Судя по всему, они были опорами в работавшем здесь мельничном механизме. Раньше ветровые мельницы стояли рядом – по холму, а потом молоть заставили и церковь.

В алтарной части – каменные, схваченные железными поясами, жернова. И вскрытый в поисках кладов пол. Мы же опять обратили внимание на белокаменную кладку в основании. Да, камни не притерты, как у каменщиков XI века, а крепко посажены на раствор.

А на этом кадре маленькое чудо. Мы бы даже не рассмотрели в черном завершении купола самого Саваофа в обрамлении пьянского белого камня и жестяные цветы-бантики на люстровой цепи, если бы не птица. Под куполом шумно наворачивал круги зеленый дятел – его немного видно на этом снимке. При этом его гортанные «глюк-глюк-глюк» добавляли  жизни под этим сводом.

Нечастая вроде бы птица здесь, в почти безлесых пространствах Припьянья. Хотя зеленый дятел и на земле неплохо добывает пропитание – достает зернышки из опавших яблок в бывших барско-колхозных садах, а зимой роет туннели в сугробах в поисках зимующих муравьев. Красавец. Надеюсь, выбрался.

Знаменская церковь имела всего два престола – главный (холодный) Знамения Пресвятой Богородицы, а в теплом приделе – преподобного Сергия Радонежского. Причем год освящения храма – 1771 – был очень сложным на этой земле.

Спустя 100 лет потомки разинцев, не убоявшись кары, вновь взялись за вилы, колья, топоры против своих помещиков. Весной 1774 года был пик крестьянских волнений – взбунтовались крестьяне князя Сергея Васильевича Гагарина в Большой Якшени в 14 верстах от Кетроси. Потом заполыхала и Кетрось. Испуганный смотритель припьянских имений князя поручик Зиновьев несколько раз извещал Арзамасскую канцелярию о неповиновении крестьян и призывал власти выслать в села военное подкрепление. Летом 1774 года волнения достигли пика и охватили всю округу. Подавить удалось лишь к зиме, пролив немало крови.

Мы не знаем, какие распоряжения по восставшим давал князь Гагарин, а вот его соседка помещица Леонтьева писала своему управляющему: “Нескольких отшельмовать или казнить, других от десяти лет, смотря по их винам, наижесточайше наказать плетьми или батожьём”. Так и схлынуло.

Фигура князя Гагарина в высшей степени интересная. Родился Сергей Васильевич в 1713 году в семье новгородского губернатора князя Василия Ивановича Гагарина. После смерти отца он остался единственным представителем старшей из двух основных ветвей рода Гагариных. В 1738 году 25-летний князь женился на 18-20-летней графине Прасковье Павловне Ягужинской (родилась примерно в 1718 – 1720 годах), дочери первого генерал-прокурора, большого весельчака и сподвижника Петра I Павла Ягужинского.

Прасковья была младшей дочерью от первого брака своего отца. Ее мачехой стала Анна Головкина, которая родила Ягужинскому еще четверых детей. В 1736 году Анна Гавриловна овдовела, в 1738 году выдала замуж красавицу-падчерицу Прасковью за князя Гагарина, а в 1743 году вышла замуж и сама – за брата канцлера, дипломата Михаила Бестужева.

Молодые Гагарины к 1743 году уже имели двоих малых детей, а в доме Анны Бестужевой бывали часто. Теща князя Гагарина принимала у себя великосветских подруг, особенно часто Наталью Лопухину и иностранных дипломатов. А летом грянул скандал – «лопухинское дело». Конечно, у дела о заговоре против императрицы Елизаветы Петровны была мощная подоплека политической борьбы канцлера Бестужева и медика-политикана Лестока, а также море личной неприязни – об этом можно почитать отдельно.

Теща князя Анна Бестужева была арестована, подвергалась пыткам на дыбе, но никого не назвала следствию. Молодые Гагарины были под домашним арестом, неоднократно допрашивались, но тоже ничего дельного следователям не сказали ни разу: мол, в гостях бывали, а заговорщических разговоров не вели и не слышали. Вскоре была вскрыта их неосведомленность: Гагарины не знали немецкого языка, а все беседы велись именно на нем. Исход дела был страшным – виновным была уготована смерть, которую императрица милостиво заменила поркой, усечением языка и вечной Сибирью. Гагарины были освобождены от подозрений.

Кстати, именно этот заговор лег в основу романа Нины Соротокиной «Трое из навигацкой школы» и стал сценарием фильма «Гардемарины, вперед!».  Романтически-прекрасная Анастасия Ягужинская, в которую влюблен гардемарин Белов, и которую через болота увозит во Францию шевалье де Брильи – как раз единокровная сестра Прасковьи Гагариной, старшая дочь мачехи Анны Бестужевой. Анастасия Ягужинская на допросе оговорила свою родную мать, и это грустный факт. Интернет кишит размышлениями, существовала ли Анастасия Ягужинская на самом деле: мол, она персонаж вымышленный. Это не так – читайте исторические статьи, например, исторический журнал «Русская старина», том XI за 1874 год. Там как раз выдержки из допросов, в том числе Анастасии Ягужинской. Есть и более старые источники, но в сети их не найти. Были ли дружны единокровные сестры Прасковья и Анастасия – неизвестно, как и то, куда делась последняя после казни и ссылки матери. Подлинных сведений о ее жизни и смерти не осталось.

Карьера князя Гагарина после «лопухинского дела» не задалась, хоть он с супругой и был прощен. Чуть лучше стало при Екатерине II. В 1771 году, когда была освящена церковь в Кетроси, князь уже вышел в отставку. В 1772 году он стал одним из основателей Московского английского клуба, поставив одну из шести подписей под его правилами. С 1773 по 1778 год Гагарин жил в Москве в роскошном доме, построенном для него архитектором Михаилом Казаковым на углу Петровки и Страстного бульвара. Отсюда он управлял «замосковными» имениями Екатерины II: волостями Богородицкой и Бобриковской, около Тулы, и Киясовской, близ Коломны.

Его сотрудником по управлению этими имениями был ботаник и лесовод, один из основателей агрономии и помологии в России, сторонник признания помидоров и картофеля в Отечестве Андрей Болотов. Болотов, кстати, в своих записках изображает Гагарина прекрасным начальником и добрым человеком, отмечая, правда, что княгиня Прасковья Павловна весьма высокомерна и не одаривает ботаника даже приветствием. По просьбе князя Болотов занимался обустройством имения его сына в селе Никольском и, очевидно, всех садовых имений.

Особенно я бы отметила гагаринскую усадьбу Мишино в Рязанской области. Там князь Сергей Васильевич еще в 1753 году построил небольшую барочную церковь. Она имела другой проект, нежели в Кетроси, но купол, невысокая колокольня и небольшие размеры очень напоминают Знаменскую церковь. Состояние удручающее.

В Мишино, как и в Кетроси Гагарин страстно увлекался устройством фруктовых и ягодных садов. Не исключено, что с помощью Болотова. Причем, все это было поставлено на промышленный лад и даже весь XIX век, уже в руках наследников, эти сады набивали княжеские карманы деньгами.  Гагаринские садовые имения превратились в крупных поставщиков переработанных фруктов, сырья для кондитерских фабрик — патоки, яблочного пюре, грушевого теста, карамельной начинки и джемов, готовой продукции — пастилы, фруктовых консервов и варенья. В дореволюционном «Географическо-статистическом словаре Российской империи» составителя П.П. Семенова говорится, что в Нижегородской губернии «в отношении садоводства замечательны  села Бакалды, Кетрось и Поляна». Территория, где продавался гагаринский сладкий товар в XVIII – XIX веках, была огромна: вплоть до Москвы и Петербурга.

Думается, что войдя в расходы по строительству храма, князь не пожалел денег и на обустройство имения в Кетроси. Конечно, без столичного размаха, но вполне себе практично, по-хозяйски. Вряд ли князь лично приезжал в Кетрось, хотя ради освящения храма вполне мог. Говорят, период цветения многочисленных яблонь, вишен и слив превращали Кетрось в пенный остров – такое всегда радовало глаз. Писали, что Гагарин очень любил свои сады – он сам скончался в Москве в 1782 году, на семь лет пережив супругу, а похоронен был именно в Мишине – как раз около той барочной церквушки (могила утрачена).

На карте Менде видно, что в Кетроси на хозяйском дворе стоят два каменных дома, а рядом небольшой огороженный сад. Сейчас каменный двухэтажный дом один. Он стоит на этой же сельской площади, недалеко от храма и пустует. Здесь мог жить управляющий – большое хозяйство требовало пригляда. В то же время было место остановиться и барину, прибывшему с инспекцией, проездом или пострелять зайцев.

Приедете летом – совсем не увидите в зеленых зарослях. Из украшений фасада – только двойные пилястры на углах. Крыша наверняка более поздняя.

Из старых деревьев мы нашли только раскидистый вяз, растущий как раз по линии обсадки каменного дома.

Мы решили дойти до него и увидели там любопытное.

Прямо тут, по четкой прямой линии от дома стоит хозяйственная каменная постройка. Причем по отношению к церкви постройка стоит тоже на одной линии. Те же двойные пилястры на углах строения, как у дома. И та же белокаменная кладка, как у храма!  Маленькие окошки подсказывают об утилитарном характере сооружения. Возможно, это был амбар, кухня или, например, варочная – необходимый атрибут садовых имений. Неужели тот же XVIII век?

Думается, каменных построек было больше – двор около дома неровный и словно засыпан битым кирпичом и камнем. А в самом селе еще встречаются безыскусно сложенные из старого барского кирпича сараи – значит, было, что разбирать. Кстати, сбоку видно, что дом буквально врублен в склон холма – его лицевой торец выходит к дороге и он двухэтажный, а вот задняя часть дома уже почти в один этаж и выходит к каменному «амбару». Солнечная сторона на закате обращена к храму. Церковь вообще было видно из многих комнат дома – на нее выходит множество окон.

Соседом каменного усадебного дома является другой дом – более поздний и деревянный. Возможно, на его месте стоял еще один каменный раньше. Встречалось упоминание, что этот из дерева был построен в 1880 году и служил селу больницей. Конечно, в этой безлесой местности таких больших изб не ставили. Поэтому его явно строили или для барина, или сразу под больницу.

Удивляют окна в бывшей больнице – над ними есть еще и световые полуциркулярные, которые были заколочены. Будто там, за ними – зал с высоким потолком. Да и большие окна раньше были выше. А правое на снимке – вообще было дверью, возможно, на веранду или во дворик, который образуют два дома.

Жаль, не нашлось источников с рассказом об истории села и усадьбы в нем. Прежняя красота здесь чувствуется в полной мере. И даже здорово, что наша прогулка пришлась на закатный час, который в позднем ноябре уже в начале четвертого часа пополудни. Как бы мы еще увидели залитые закатным солнцем фасады храма и дома? Некоторые окошки даже просвечивали лучами и светились желтым, будто в них есть и деревянные рамы с медными вертикальными затворами, и стекла, и легкие шторы. И тогда лучи в окнах кажутся уже не солнечными, а вполне ламповыми – будто в доме есть жизнь и тепло.

На улице был морозец в -6, а река Пьяна уже с утра в тот день схватилась первым льдом, способным выдержать человека. В Кетроси в такие дни лет так 200 назад наверняка была забота укутать стволы ценных яблонь, вишен и слив дерюгами от зайцев, которых здесь было море, и которые наносили садам немалый ущерб. Управляющий охотно мог принять в доме запозднившихся на охоте соседей барина – неписанные правила хорошего тона требовали держать дом открытым для товарищей. И первый тост – за отсутствующего хозяина, конечно.

Встречается информация, что хозяином Кетроси в конце XX века мог быть князь Павел Сергеевич Гагарин – именно он упоминается в записках помещика села Бритово, большого ценителя псовой охоты и заводчика борзых Николая Ермолова (1832 – 1889). По этим запискам мы уже составляли себе прогулочный маршрут и нашли немало интересного, но теперь было решено их перечитать.

Итак, охотник Ермолов упоминает в своих записках само село Кетрось:

«… мы пошли в Чамбасово, где к нам явился знакомый крестьянин-садовод из села Кетроси и настойчиво убеждал нас приехать к нему; рассказывал, что прошедшей зимой их яблочные сады сильно пострадали от русаков, – и уверял, что вообще их очень много по вершинам около Кетроси. Мы знали, что места около Кетроси и деревни Поляна действительно русачьи. Яблочными садами эти деревни известны – и не раз крестьяне приглашали охотников потравить назойливых грызунов…»

А теперь важное: князей Гагариных, как местных помещиков и любителей псовой охоты Ермолов упоминает двух! Первый – Павел Сергеевич Гагарин:

«Молодой псовый охотник, князь Павел Сергеевич Гагарин (живущий Княгининского уезда селе Троицком), сберегая молодых собак, не ездил в отъезд прошедшей осенью в близкие от меня места по реке Пьяне, где мы съезжались не один раз – и я не видал еще молодых его борзых. Раздумав представлять своих собак на четвертую очередную московскую выставку, князь Гагарин был так любезен, что на днях приехал мне показать свою молодежь…»

Во-первых, Гагарин назван молодым – значит, он серьезно моложе Ермолова, рожденного в 1832 году. Во-вторых, автор прямо указывает, что Гагарин живет в Троицком, от которого до Кетроси по прежним дорогам более 45 верст. В-третьих, Ермолов подчеркивает, что Гагарин не всегда доезжает до Пьяны – ему до нее неблизко, а охотился Ермолов как раз в гагаринских местах. И наконец, четвертая выставка, на которую Гагарин не желал выставлять своих собак – это Московская очередная выставка собак и охотничьих лошадей, которая состоялась в Москве в январе 1879 года. То есть Ермолов встретил Гагарина осенью 1878 года.

Этот Павел Сергеевич был праправнуком храмостроителя и садовода Сергея  Васильевича и Прасковьи Павловны Гагариной по родовой линии их пятого ребенка – боевого генерала и неплохого поэта-переводчика Павла Сергеевича (1747 – 1789). Он как раз числился владельцем Кетроси: в 1788 за ним здесь состояло 846 мужских и 835 женских душ села Кетрось и деревни Поляна Княгининского уезда Нижегородской губернии. Он был женат на Татьяне Ивановне Плещеевой (1761—1800), которая принесла Гагариным село Троицкое Княгининского уезда в своем приданом. Супруги рано скончались и осиротили троих детей, среди которых были братья Павел и Андрей. Павел Павлович (1789 – 1872) несмотря на отсутствие семейного тепла, сумел сделать головокружительную карьеру. С 1864 по 1872 год он возглавлял правительство Российской империи, что не мешало его белокурой супруге Марии Григорьевне Глазенап (1792— после 1849) обращаться с мужем, как с лакеем, за что и получила прозвище «княгиня Мегера». У них было восемь детей.

Один из их сыновей – Сергей Павлович (1818 – 1870) инспектировал Нижегородскую ярмарку, занимался колонизацией Мурмана, был архангельским и саратовским губернатором. И женился в 26 лет на 22-летней вольноотпущенной крестьянке своего отца  –  дворовой девушке Екатерине Васильевне. В браке родилось 12 детей. И вот среди них – тот самый борзятник Павел Сергеевич Гагарин, любящий иногда поохотится в припьянских степях с местным бомондом псовой охоты. Он мало прожил – всего 36 лет, скончался в 1886 году и мог даже не быть князем. Его мать, бывшая вольноотпущенная Екатерина Васильевна только в мае 1888 года получила положительный ответ на свое прошение в Нижегородское Дворянское Депутатское собрание о выдаче ей документа – Свидетельства о княжеском её достоинстве. После этого в декабре 1889 года такое же прошение подал и ее сын Иван, брат упомянутого Павла Сергеевича, который к тому времени уже скончался.

Словом, Павел Сергеевич из записок охотника Ермолова не был помещиком Кетроси.

Тут надо упомянуть второго Гагарина, которого описывал в своих записках бритовский помещик Николай Ермолов – князя Льва Андреевича: 

«Три сосновые рощи находились вблизи Чамбасова… Остров, где весной селились журавли, а осенью беляки, носил название Сирипухи и издавна пользовался известностью у пьянских псовых охотников: князя Льва Андреевича Гагарина, Петра Алексеевича Кондратьева и Остафьевых. Чамбасовский дедай говорил, что князь Гагарин и Остафьевы никогда не успевали в один день брать все эти пойменные места… Из одной Сирипухи травливали по 60 – 80 зайцев».

Причем составитель сборника «Русская охота» Олег Рябов в сносках помечает, что князь Л. А. Гагарин – владелец села Чамбасово (Чембасово) и ряда других земель в Нижегородской губернии. И тогда становится понятно, отчего чамбасовский дедай – старый помещичий егерь-охотник – звал Ермолаева и его товарищей-помещиков поехать потравить зайцев в сады соседних Кетроси и Полян – они были тоже гагаринскими. Князь назван пьянским псовым охотником – очевидно, как завсегатай.

Лев Андреевич упоминается еще раз в записках Ермолова, когда он описывает неудачную охоту на волков за Великим Врагом осенью 1882 года: доезжачий барона Розена был пьян, а собаки упустили «красного зверя». Через неделю приехал князь Гагарин, и «мы с грозной силой – 10 смычков гончих и 12 свор борзых – двинулись на волков». Заслужил восхищение и княжеский доезжачий Лесанов, который ловко примечал зверя и добывал его.

И вот приходится возращаться к внукам-сироткам кетросского храмостроителя и садовода Сергея Васильевича Гагарина. Кроме малыша Павла, который потом вырос в главу российского правительства, помнится, остался еще и Андрей Павлович (1887 – 1828). Судя по ревизской сказке о помещичьих крестьянах Княгининского уезда Нижегородской губернии от 1811 года, он и владел Кетросью. Подполковник и шталмейстер при дворе, смуглый красавец, он был влюблен во всех женщин сразу, кроме своей жены Екатерины Сергеевны, урожденной Меншиковой (1794 – 1835). В 1828 году 41-летний Гагарин пустил себе пулю в лоб, официально умерев от горячки. Вдова прожила без мужа семь лет и скончалась от любовной тоски по графу Перовскому. Младшим из шести детей этой пылкой пары и был князь Лев Андреевич (1821 – 1896), которому и досталась Кетрось от его несчастного отца.

Этот князь Гагарин остался в истории как скандалист и бонвиван. Если бы не охотник Ермолов, мы бы остались в убеждении, что этот Гагарин только и умел, как острить и волочиться за дамами. Карьера у него не удалась, точнее, он даже не старался: в 1833-м поступил в Пажеский корпус, в 1837 году – юнкер Балтийского флота, в 1838-м – мичман, в 1839-м уволен от службы лейтенантом, но попытался вступить в Киевский гусарский полк – очевидно, не задалось.

Из анекдотов: «Однажды Николай I спросил князя Павла Павловича Гагарина: «Почему это я повсюду встречаю вашего племянника? Он, что, вообще ничем не занимается?» Дядя растерялся и с упреком передал вопрос императора Льву Гагарину. Тот ответил: «Мне в моем небольшом чине везде подобает шляться, а вот государь-то когда находит время всюду бывать, где меня видит?»

В начале 1840 года 19-летний Лев Гагарин устроил в Санкт-Петербурге в театре шумный скандал. Находясь в компании друзей, он оказал знаки внимания замужней светской красавице Александре Кирилловне Воронцовой-Дашковой (1818-1856), а та откровенно проигнорировала его на глазах у общества.  Тогда Гагарин пубично заявил, что готов швырнуть в партер все любовные письма от графини в свой адрес, если она не вернет ему свою благосклонность. Скандал был громким: графиня еще долго не появлялась на публике, ее кузен Михаил Борисович Лобанов-Ростовский (1819 – 1858) вызвал князя на дуэль. От поединка молодого Гагарина укрыли высокопоставленные родственники. Они же порекомендовали ему покинуть столицу, и тот выехал в Москву.  Здесь Гагарин первым делом нашел простушку, похожую на оскорбленную графиню, нарядил ее и прогуливался с ней по популярным променадам, рождая сплетни.

«Московское высшее общество приняло очень радушно кн. Гагарина, имевшего большой успех. Он был находчив и смел, так что его остроты охотно передавались во многих гостиных», – писал князь Михаил Мещерский.

«Он отличался необыкновенной свободой речи, — пишет о Гагарине его несостоявшийся визави Лобанов-Ростовский, — это был непрерывный поток острот и насмешек при величайшей самоуверенности, вместе с тем смелости и предприимчивости с женщинами, любовью которых он овладевал так же легко, как и дружбой мужчин».

И вот этот князь-душка оказывается в гостиной Мартыновых с весьма примечательным набором: хозяйка-вдова, несколько незамужних дочек и поэт Михаил Лермонтов, сослуживец их брата Николая. Собственно, эту историю страстей знает даже школьник – Мартынов уже через год, в июле 1841-го, будет стреляться с поэтом и убьет его. Но на тот момент в гостиной была только одна страсть: выдать одну из дочерей за богатого князя, на чью веселую репутацию хотелось закрыть глаза. Гагарин выгодно отличался на фоне грустного и небогатого Лермонтова, который тоже явно ухаживал.

Уже летом 1840 года состоялась помолвка Льва Андреевича Гагарина и Юлии Соломоновны Мартыновой (1821 – 1909). Александр Иванович Тургенев писал по поводу этой ожидаемой свадьбы: «Здесь говорят о браке Льва Гагарина, который стал москвичом, с одной из Мартыновых, которая прелестна; они составят прекрасную парочку, на несколько недель по крайней мере».

Тургенев немного ошибся – прелестная парочка с переменным успехом продержалась девять лет. В 1849 году 28-летний Лев Андреевич покинул супругу, семилетнего сына Александра (1842 – 1911) и новорожденную дочь Юлию (1849 – 1919), чтобы жить в свое удовольствие.

Удивительно, но даже среди героев нижегородских историчеких анекдотов есть князь Лев Андреевич.  Он с друзьями веселился, как мог: рассылали самым видным горожанам приглашения на губернаторский бал, которого никто и не думал устраивать, катались по городу голыми  в карете, меняли местами вывески на фасадах зданий. Однажды утром нижегородцы увидели на дверях духовной консистории надпись «Распивочно и на вынос», на здании суда – «Стриженая шерсть оптом и в розницу», на губернаторском подъезде – изображение банки пиявок с надписью «Здесь отворяют кровь». Что он вообще делал в Нижнем Новгороде? Да что угодно – он был нижегородским помещиком, а у Мартыновых была усадьба в центре города (Бывшая Мартыновская улица – в честь них).

Очевидно этот весельчак бывал в Кетроси, и как знать, может, стоял под сводами прадедовой церкви, жил в каменном доме, отдыхая от светской суеты и собственных шуток. А, может, наоборот привозил товарищей, и дым коромыслом продолжался – у князя были своры, были псари, был отличный доезжачий. Не зря же старый борзятник Ермолов пишет в своих записках, что самые интересные разговоры у них начинались только после 15-й чашки пунша. Надо думать, с таким обилием фруктовых садов у Льва Андреевича не было проблем с яблоками для напитка.

Обстоятельства кончины веселого князя найти не удалось – представился он в возрасте 75 лет по одним источникам – в Москве, по другим – в Вологде. Охотно веришь во второй вариант, так как вполне мог заслужить. Наследником его имений стал сын – Александр Львович, крупный нижегородский землевладелец, который имел право участвовать в делах и выборах Дворянского собрания. Кстати, дети, видимо, не держали на отца зла – его имя носил внук и потомки в следующих поколениях…

Будете в Кетроси весной, в пору цветения яблонь, дойдите до старых колхозных садов на месте бывших барских. Говорят, основатель садового дела старик Гагарин первым делом вел гостей в сад, если он цвел – полюбоваться пенной красотой.