Тесное соседство вековой старины и технического прогресса – редкое явление, увидеть которое необходимо при первой же возможности.

Тем более, если прогресс шагнул туда из нашего родного города, а владелец старины нам уже знаком.

Все началось с рассматривания фотографий Максима Дмитриева с Всероссийской художественной и промышленной выставки 1896 года, состоявшейся в пригороде Нижнего Новгорода. Для нашего города событие это неординарное и потому занесено в скрижали гордости. И вот на одном фотоснимке я увидела первый в мире гиперболоид в виде водонапорной башни, представленный на выставке как символ технологического прогресса инженером Владимиром Шуховым. Имя этого «русского Леонардо» уже проскальзывало у нас в истории про терем в Гороховце.

Фото Максима Дмитриева с Всероссийской выставки 1896 года под Нижним Новгородом. Шуховский гиперболоид.

Известно, что павильоны и прочие конструкции выставки после ее завершения продавались. Покупки совершали как компании, так и общественные объединения и даже частные лица. Гиперболоид выкупил миллионер и меценат Юрий Степанович Нечаев-Мальцов, друг инженера Шухова и владелец стеклянных фабрик, в том числе, в Гусе Хрустальном. Правда, башню он увез вовсе не в этот городок, которому стремился придать больше красоты и прогресса, привлекая туда великих Бенуа и Васнецова и передовые технологии. Гиперболоид уехал в родное имение Нечаева-Мальцова – в село Полибино ныне Липецкой губернии.

Юрий Степанович Нечаев-Мальцов (1834 – 1913)

Судя по сообщениям в современных липецких СМИ, там факт присутствия первого гиперболоида в мире очень ценят, создали «шуховский кластер» и ждут от него десятков тысяч посетителей в год. Увидеть пионера, а заодно познакомиться с родиной создателя идеального фабричного города Гуся Хрустального, а также Музея изящных искусств в Москве, мы и отправились в майские выходные 2019 года.

Маршрут проложился причудливо, но была цель добраться в Полибино из Нижнего Новгорода как можно быстрее. Итак, для смелых: Нижний Новгород – ГороховецМуром – Касимов – Гусь Железный – Рязань – Пронск – Скопин – Милославские – Данков – Полибино.

Пробег –  600 км с небольшим. Преодолели за день почти без приключений, если не считать плохой асфальт в Рязанской области, застигнувшую нас под Рязанью бурю и разрыв в  дорожном строительстве между Рязанской и Липецкой губерниями. Там ехали уже без дорог на навигаторе, по свежему отсыпанному грейдеру поверх грунтовок, на которых еще в прошлом году якобы лежали на боку и сидели в колеях автобусы и УАЗы. Остановки делали в Гусе Железном – ради усадьбы Баташевых, в Рязани – ради позднего обеда в «Глобусе».

На закате мы пересекли реку Дон и оказались в Данкове. Для липецких это райцентр, а для нас – интересный старинный городок: несколько храмов и довольно типичные образцы старой городской застройки, чистота и порядок.

Мы заселились в сетевой для региона гостинице «Базилик», в двухместном №9. Для тех, кто захочет повторить, приводим об этом парадизе объективные факты.

Плюсы:

  • Гостиница располагается в старой тихой части города – рядом церкви, купеческие особнячки, магазины и ухоженная улица Карла Маркса.
  • Бесплатная стоянка во внутреннем дворике – машины не видно с улицы.
  • Приветливый и услужливый персонал.
  • Чистый номер, чистое белье, чистые полотенца.
  • Удобная постель – умеренно жесткий матрас, низкие подушки.
  • Есть возможность заказать завтрак или ужин за небольшие деньги. Это ценно, учитывая, что с общепитом в Данкове не очень.
  • В номере есть электрочайник и пара чашек.
  • Кондиционера в номере нет, но толстые стены старинного каменного здания спасают. Все окна открываются.
  • На стенах гостиницы висят фото районных архитектурных достопримечательностей.
  • Принимают карты и не вымогают наличность в стиле «Ой, у нас эта штука не работает!»

 Минусы:

  • Входная дверь в номере имеет щели и люфт замка. Если вы открываете окно на проветривание, то дверь начинает стучать – пару раз в минуту. За ночь можно сойти с ума.
  • Совершенно разбитый душ – лейка сломана, вода течет из всех щелей, и в итоге мыться приходится при тонкой струйке.
  • Душевая кабина разломана – дверцы свободно вываливались.
  • Неудобный кран в раковине.
  • Очень маленькое мусорное ведро. За пару дней два человека мусорят больше.
  • В номере на двоих почему-то один стул.
  • Не хватило обувной ложки, но мы нашли ее в списке допуслуг – за 30 рублей. Удивились.

При всех минусах и плюсах гостиница хороша за свои скромные деньги. Если соберемся в Данков еще раз – остановимся там же. Насчет общепита я пишу не зря – по вечерам в выходные все четыре с половиной местных кафе предпочитают дискотечный формат, а потому и поесть спокойно не удастся, и за вход возьмут отдельно. Смело идите в магазин и ужинайте в номере дошираком и колбасной нарезкой. И помните – пиво в Данкове можно купить только до 21-00. Избалованные нижегородским лимитом в 22-00, мы так и не смогли отметить свое героическое прибытие с берегов Волги на берега Дона, так как из магазина известной алкоголической сети нас выставили.

Поездка в Полибино была запланирована на утро. Мы выдвинулись сразу после завтрака – чего тянуть? На подъездах к селу нас встречала вот такая стела с вывеской.

Надо сказать, что нас, нижегородцев, очень поражали те липецкие села – дома все каменные, развернутые длинной стороной к улице, большие сады, коровы и овечки, много детей. Тут меньше разрухи, практически нет лесов, если не считать за леса тополиные и кленовые перелески.

Въехав в Полибино, сразу обращаешь внимание, что приезжаешь в усадебный парк еще до того, как увидишь дом Нечаевых – тут группы старых лип и незастроенная земля в центре села, на которой срубили небольшую церковь. Из признаков «шуховского кластера» – растиражированная железная стела в виде галочки и сердечка – мол, люблю Полибино.

Имя селу дала фамилия первого владельца – стольника XVII века Бориса Полибина. Второе имя – Сторожевая слободка. Думается, тут было, кого сторожить над Доном. В середине XVIII века слободка, как приданое, за одной из девиц Полибиных перешло к Киселёвым, а в 1785 году продано надворной  советнице Анне Ивановне Нечаевой, в девичестве Сиверс – бабушке покупателя гиперболоида Юрия Степановича Нечаева.

Усадьба не огорожена забором и попасть туда можно свободно. Мы были в выходной день совершенно одни. Позже нам попалась еще пара туристов из липецких – приехали посмотреть дворец.

Башню видно во весь рост прямо на подъезде. Она стоит на хозяйственном дворе нечаевской усадьбы и когда-то служила по прямому назначению – подавала воду в дом, фруктовый сад, прачечную и фонтаны. Сейчас она уже не служит. Несколько лет назад была покрашена красной краской, стоит на фундаменте и имеет черный ржавый бак с потеками.

Владимир Григорьевич Шухов (1853 – 1939)

Собирали башню тут под присмотром самого Шухова, который заодно и погостил у своего друга.

Если обратиться к официальным данным, то можно узнать, что высота башни составляла 45 метров. Резервуар усеченно-биконической формы, опирающийся на ажурную конструкцию из сортового проката, вмещал 9500 ведер воды. На его верхней точке была устроена видовая площадка, на которую можно было подняться по винтовой лестнице, подвешенной внутри башни и проходящей в трубе через центр резервуара.

 

Вблизи отчетливо видно, что бак проржавел насквозь – через него светит голубое небо. Верхняя смотровая площадка утрачена, а лестница держится на паре растяжек и честном слове.

Смотреть в это лестничное веретено и перспективу скрещивающихся и разбегающихся стальных линий можно бесконечно. Они затягивают, чаруют идеальностью и точно гипнотизируют. Хоть ставь внутри лежачок, закидывай голову вверх и медитируй.

Внутри кольца фундамента разросся жирный чистотел и стоит небольшое болотце.

Состояние «юбки» башни неидеальное. Я не специалист по металлу, но краска уже облупилась и видна ржавчина, а в стыках металла много грязи. Думаю, башня нуждается в помощи специалистов. В конце концов, она федеральный памятник.

Некоторые болты практически откручены.

Загрустив, мы решили осмотреть родовое гнездо мецената Нечаева-Мальцова и отправились к парадному фасаду, обращенному к пруду, за которым вытянулась сельская улица из старинных каменных домиков. Отсюда вид на дом XVIII века в стиле ампир да еще и с первым гиперболоидом в мире прекрасен. В объектив не влез скрытый зеленью еще один флигель, соединенный с домом крытой двухярусной галереей – они идентичны.

Разумеется, усадьба не с XVIII века была  таком виде – Нечаевы ее перестраивали и дополняли на протяжении XIX века. В итоге появились кроме самого дворца английский парк, большой сад и каскад прудов, а также хозяйственные постройки, в том числе, манеж  и конюшня,  водонапорная  башня и насосная станция, прачечная с сушилкой и другие постройки. Все для  того, чтобы жить комфортно, растить детей, внуков и стариться самим.

Основателем усадьбы считается дед и бабка покупателя гиперболоида – Дмитрий Степанович и Анна Ивановна Нечаевы. Дед  был предводителем дворянства Данковского уезда, имел награды за участие в Отечественной войне 1812 года. Имея в числе своей земли территорию знаменитого Куликова поля, он стал инициатором создания мемориала героям эпичной битвы и предложил безвозмездно пожертвовать свою землю для этого благого дела. Он даже начал собирать археологические находки с поля и создал коллекцию. Нечаев-дед также завел в доме большую библиотеку и положил начало прекрасной коллекции живописи, выставленной в галереях залов.

План усадебного комплекса в с. Полибино. Чертеж М.Ю. Галкиной, 2015 год. Из сборника “Усадьбы Липецкого края”. 1- Прачечная, 2- водонапорная башня, 3- цветник, 4- фонтан, 5- беседка , 6- Дворец, 7- флигель, 8-каретный сарай, 9- скотный двор (реконструкция Галкиной).

После Дмитрия Степановича усадьбой владел его сын – Степан Дмитриевич Нечаев. Он и родился, и умер в Полибино, что вовсе не говорит о том, что он прожил тут всю жизнь. Это был человек во всех смыслах интересный. Будучи декабристом и масоном, Нечаев входил в Сенат, возглавлял Синод и пользовался доверием и уважением Николая I, хотя самодержец не всегда одобрял тягу к независимости у своего обер-прокурора.

Степан Дмитриевич Нечаев (1792 – 1860)

Степан Дмитриевич получил блестящее домашнее образование, уровень которого не уступал столичному. Родители сумели подобрать сыну хороших педагогов и отличные книги.  Сдав на аттестат при Московском университете, Степан Дмитриевич в 1811 году поступил на службу в Коллегию иностранных дел. Назначенный спустя 6 лет директором училищ Тульской губернии, Нечаев стал инициатором создания широкой сети учебных заведений. Степан Дмитриевич был писателем и поэтом – публиковался в «Вестнике Европы», «Русском вестнике», «Московском телеграфе» и других столичных изданиях. Его стихи становились популярными романсами (например, «К неверному», «Один еще денек»).

Биограф Грачев так описывает Нечаева: «Степан Дмитриевич в повседневной жизни производил впечатление добродушного и общительного барина, тяготевшего к уюту и покою, но в общественной деятельности проявлял кипучую энергию и незаурядные организаторские способности. Несмотря на кажущуюся простоту и открытость, это был осторожный и умный конспиратор, хранивший немало своих и чужих тайн».

В 1828 году явно засидевшийся в женихах 36-летний Нечаев удачно женился на 25-летней дочери стеклозаводчика Софье Сергеевне Мальцовой. Несмотря на большое приданое и карьерную помощь со стороны дяди молодой жены, брак был заключен все же по любви. Софья за первые три года супружества родила троих детей – Дмитрия, Софию и Анну. Очевидно, это подорвало ее здоровье. Сын Юрий или как его звали дома, Юша, родился в 1834 году в Полибино и был последним ребенком четы. Уже в 1836 году двухлетний будущий меценат осиротел – молодая мать скончалась от чахотки на берегах южных морей, где ее пытались лечить. 44-летний вдовец больше не женился. Из всех детей ближе всех ему был именно младший Юрий, который в полной мере взял от отца его увлечения.

В 1833 году Степан Дмитриевич стал главой Синода, «не терпящим невежества, соединенного с тщеславным самомнением» и отличавшимся «требовательностью и прямотой». В 1836 году Нечаев был переведен в московский департамент Сената. Он продолжил работу отца по созданию мемориала на Куликовом поле, пожертвовав не только землю, но и немалые средства. В итоге на Красной горке, в ставке Орды, в 1850 году была открыта известная черная колонна в память о героях битвы. В Полибино он открыл музей археологических находок. Скончался Степан Дмитриевич в любимом Полибине в 1860 году. Родня не знала, на что хоронить – все свои средства Нечаев потратил на благотворительность и коллекционирование.

Юрий Степанович Нечаев-Мальцов (1834 – 1913)

Сын Юрий Степанович выбрал для себя дипломатическую стезю, слыл большим умницей, был образован и обладал безупречным художественным вкусом. Среди его увлечений тоже была археология и история, но он также интересовался всем новым, был дружен с художниками и архитекторами. Становление Нечаева-внука, как мецената, произошло, когда ему было уже 46 лет – в 1880 году. Дядя по матери Иван Сергеевич Мальцов, будучи не женат и не имея детей, выбрал его для передачи ему всего имущества – целой стеклянной империи. В обмен на взятие фамилии Мальцова. Юрий Степанович, неизбалованный деньгами, отказываться не стал. Но и дядя не прогадал – стеклянная империя в руках племянника процветала. Новейшее оборудование, европейские технологии, медали за качество на выставках, социальный рай для работников заводов Гуся Хрустального – это все нечаевские идеи и дела. Самым большим его проектом можно считать создание Музея изящных искусств в Москве, на который он потратил несколько миллионов рублей и последние годы жизни.

Юрий Степанович жил большей частью в Санкт-Петербурге и часто выезжал в Европу, но Полибино для него оставалось отеческим домом на краю самого первого бранного поля России. Он ремонтировал дом и продолжил традицию деда и отца, умножив коллекцию находок Куликова поля. Говорят, что любой заезжий гость мог явиться в Полибино даже в отсутствие хозяина и попасть в выставочные залы, связанные с историей битвы, а заодно осмотреть и картинную галерею. Управляющему было велено встречать, вести учет визитеров и подавать им с дороги напитки с легкими закусками по сезону. Сегодня судьба тех сокровищ неизвестна.

Иван Цветаев и Юрий Нечаев-Мальцов (справа)

По иронии судьбы Нечаев не имел семьи, как и его дядя. При этом современницы считали его весьма интересным, а богатство делало его завидным женихом. Юрий Степанович в общении был легким и приятным собеседником, умел шутить и занимать общество. Однако в делах проявлялась его крайняя требовательность к себе и другим. Современники предполагали, что Нечаев не женился, так как в молодости пережил отказ в сватовстве из-за того, что был небогат. А став богатым, решил уже не размениваться на семейные ценности и перешел к вечным.

Отец поэта Марины Цветаевой, соратник Юрия Степановича по созданию Музея изящных искусств Иван Владимирович Цветаев жаловался на Нечаева – мол, таскает его по ресторанам и угощает, заставляет обедать дорогими устрицами, белым вином и прочими деликатесами, а эти деньги можно было бы употребить на что-то полезное для музея. Удивительно, но оба старика скончались с разницей в несколько месяцев сразу, как открыли Музей в Москве – будто Бог дал им время и силы, чтобы закончить задуманное.

Элим Павлович Демидов (1868 – 1943)

Наследником Нечаева стал его далекий родственник  по женской линии – троюродный племянник Элим Павлович Демидов (1868 – 1943).

Ему заводы интересны не были – он и на своих демидовских тагильских не переносил жара, пыли и шума. Да и полибинская усадьба ему не была нужна – он любил европейские удобства и красоты. Однако известно, что празднования победы на Куликовом поле, заведенные Нечаевыми он поддерживал, выделяя на это средства… А потом была революция.

Сейчас дом стоит пустой и брошенный. Говорят, была попытка реконструкции, потом консервации. Был даже многим известный сторож-краевед Локтионов. Но сегодня все это тоже уже история – дом погибает. Пока у него есть крыша – есть шанс спасти.

В конце XIX века были перестроены боковые крылья дворца. Колоннады заменены аркадами, несущими крытые галереи, в которых разместились оранжереи – там было довольно много света. В левом павильоне располагались кухня, подвал и ледник, а в правом, на втором этаже — ванная, так как имелся водопровод. Пол и стены в ванной были отделаны керамической плиткой.

Вид на парадный партер с центрального крыльца, которым, видимо, не особо пользовались при наличии бокового – за углом. Камень ступеней практически разрушен.

Мы решили осмотреть внутренний двор дома и направились к правому (по отношению к нам) флигелю, чтобы пройти под галереей. Здесь она не была заколочена металлическими листами.

Там мы обнаружили рельсы, по которым катились колесики воротных створок. Удивляешься, насколько все было продумано и аккуратно. Ворота не сохранились.

Вид первого яруса галереи тоже огорчает.

Внутренний двор зарастает кустарником и застроен частными хозяйствами, а раньше тут были цветники и дорожки. В центре снимка – главный дом, вдали – другой флигель. Ну, а башню все узнали.

Ближний флигель оказался раскрытым, и мы решили пройти в него, чтобы посмотреть здание изнутри.

Крылечко еще хранит родную крышу на столбах. Примечательна крыша-зонтик сбоку – для полуарочного выхода.

Оказалось, что в небольшом колодце пространства заключена металлическая лестница, которая после небольшого числа ступенек разбегается двумя полукруглыми маршами, чтобы встретиться через полэтажа на площадке и вести уже в двери. Металл ступеней не везде выдержал безвременье – разбит или проржавел. Перила, изящно украшенные железными листьями, также погибают.

На фоне синих рустованных стен остатки этой роскоши и сегодня смотрятся изящно. А ведь это всего лишь флигель! С лестницы не хотелось уходить – она создавала словно вихрь шагов – нынешних и прежних. Тут как-то живо представлялось, как это все жило раньше.

Наверху нас встретили распахнутые двери – словно нас уже кто-то ждал. Двери, кстати, в доме всюду родные.

Если оглянуться, то можно увидеть, что лестница занимает практически весь круглый объем флигеля, выходящий во двор. Окна второго этажа льют на нее дневной свет. Площадки и ступени сделаны из рифленого железа.

Пол во флигеле – наборный паркет довольно простого рисунка. Рисунок дерева вроде бы дубовый. Да и выдержка у этого пола – потрясающая.

Самое большое помещение флигеля – круглое. Из-за разрушенного пола виден сводчатый потолок первого этажа. Простые карнизы потолка, простой плафон люстры, выход на балкон и океан зелени в полукруглых окнах.

Видно, что прежние двери помещения заложены кирпичом, а новые были пробиты в простенке.

После уничтожения обстановки именно двери  остались главным украшением дома. Двустворчатые и тяжелые, они имели большую простую филенку, ребристый пояс и внизу – резную накладную розетку. Сейчас от этих розеток осталось только круглое пустое место – их везде оторвали. Хотя мы потом нашли одну и даже смогли ее сфотографировать.

Перепланировка помещений велась варварскими методами. А еще удивляют сломанные печи – видимо искали спрятанные клады и в утешение – чугунину.

Пройдя обезображенные комнаты флигеля, мы вышли на крытую галерею-переход в главный дом. Пол тут разобран и даже пробит – стоит быть осторожными.

Вид на главный дом с галереи.

И вид на флигель, через который мы вошли. Кстати, заметно, насколько близко подкрались к барскому дому участки и домики современного населения – это был обширный партер усадьбы.

На входе в главный дом нас сразу встретила еще одна металлическая лестница. Она показалась мне не такой прекрасной, как во флигеле, но для черного внутреннего хода она была тоже хороша. Мы, правда, почему-то не пошли на третий этаж. Странно, но даже не задумались об этом – как что-то отвело.

На втором этаже вновь меняется рисунок паркета. Он делается сложнее. Это вот в коридоре.

А «цветочный» уже в залах.

Представить, как на самом деле выглядели комнаты и залы второго этажа очень сложно, так как они претерпели серьезную перепланировку. И опять разрушенные печи.

Окна тут заколочены листами металла, поэтому в комнатах еще и темно. Ну и от вандализма такая консервация не спасла. Смотрим под ноги, но при этом стараемся найти остатки лепнины на высоких потолках. Лепнина  тоже менялась от зала к залу. В одном из помещений мы услышали тонкий писк летучих мышей под оставшейся еще на своем месте деревянной обшивкой стен.

Наконец мы добрались до центрального зала – из него был выход на балкон. Кстати, отсюда видно, что третий этаж – с этой стороны чердачный – обвалился. Может, и хорошо, что мы не пошли по черной лестнице на третий этаж.

Местами родные двери выломаны с косяками и лежат на полу.

Смотреть на них просто больно. Словно революцией было выветрена не только вера, но и понимание красоты.

Протиснувшись через завалы, мы увидели новую перегородку, которая отделяла часть зала. В ней оказался лаз, который был труден двум  не самым стройным людям, но мы его преодолели и оказались в той части дома, который подвергся «реставрации». Вообще за такую реставрацию надо было строго спросить – часть стен и окон просто зашили гипсокартоном, пытаясь приспособить центральный зал по парковому фасаду под актовый зал сельского ДК – судя по сцене. Это варварство. Вот кадр со сцены. Прямо по центру – зашитые окна с балконными дверями.

Обшивка пробита во многих местах. В одной из дыр мы увидели зашитые родные комнатные двери. И там нашлась резная розетка с нижней филенки. Видно не очень, она плотно замазана краской, но все же.

Виды из окон зала – на парковый фасад, двор, в котором и стоит гиперболоид.

Из этого же зала был выход в парадный холл с мраморной лестницей. Тут реставраторы потрудились без гипсокартона, и потому было на что посмотреть.

Это крыльцо было в торце господского дома, не по центру фасада – его видно на одних из первых снимках дома. Подъезд двухсветный – в нем довольно светло.

Мрамор ступеней родной. Думается, по этим ступеням не раз поднимался в свой родовой дом Юрий Степанович и его именитые гости – Лев Толстой, Иван Репин, Иван Айвазовский, Константин Коровин, Василий Поленов, Виктор Васнецов, Иван Цветаев, Александр Бенуа, Ольга Книппер-Чехова, Анна Ахматова и другие.

Лепнина тоже выглядит родной.

А вот сделать плавные стыки на деревянных перилах у современных мастеров не вышло – разучились вымачивать и гнуть дерево. Зато металлические их части – родные. С утратами, разумеется. Снять копии и мастерски их выполнить, чтобы заполнить пустоту, не смогли.

Красивейшие элементы лестницы остались в обезображенном виде. Видимо, их реставрировать и не собирались.

По лестнице холла мы спустились на первый этаж – окна там были заложены, и потому царил мрак. Мы свернули в боковую дверь и оказались на первом этаже с низкими потолками – там же была пробоина, которая вывела нас на улицу. Тут мы еще заметили остатки старой родной ограды в нижней части галереи – те же сложные листья, выгнутые лодочкой.

Отсюда хорошо видна башня и прачечная с сушильней – туда тоже подавалась вода.

Мы вышли во внутренний двор. Вот так выглядит господский дом сзади. Покрытый кривой крышей выступ, вероятно, раньше был балконом, выход на который обозначен сложным окном с двумя белыми колоннами – именно он изнутри зашит листами.

А вот что такое было в этом небольшом помещении, на котором мог размещаться балкон – непонятно. Кто-то упоминает, что во дворце была домовая церковь, и это, мол, она и есть. Из аргументов приводится ссылка на трехчастное деление проема колоннами на входе и внутри. А кто-то возражает – не мог балкон быть над молельным залом. Мы зашли внутрь. Сводчатый потолок, простой, как во флигелях, плафон.

Кто-то дурной просто обмазал стены шубой из цемента. Цель непонятна, помещение обезображено еще больше.

Родные решетки на окнах такой шипастой формы, что скорее речь может идти не о храме, а о складских помещениях – например, винном погребе. Ледники обычно ставили отдельно, но тоже случалось, что они были под домом. А помещение могло использоваться как грот – для отдыха в жаркую погоду – раньше и вид отсюда был на цветники, фонтаны и парк. В храм тоже как-то не верится.

Выход из грота смотрит почти на гиперболоид.

Галерея, до которой мы не добрались, обшита листами металла.

Вход в этот флигель закрыт. Наверное, в нем тоже прекрасная железная лестница. А вот родное крыльцо-навес уже погнули – будто грузовиком.

С внутреннего двора мы решили прогуляться по парку. На старой карте тут видны аллеи, квадраты между которыми заняты садами, а сам парк спускается чуть ли не до самого Дона. Так мы вышли из безрадостного, застроенного домиками, скотными сараями и огородиками партера. И оказались в сплошных зарослях старых лип и кленов. Грунтовые тропинки были протоптаны наискосок – как удобно жителям. А местами аллеи еще чувствуются, хотя очень много сорных зарослей.

В садовых кварталах – пастбища для телят.

А вот квадраты аллей еще читаются – линии высоких деревьев сходятся под прямым углом.

Мы дошли до очередной бывшей аллеи и решили дальше не ходить. Красоты и стройности замысла тут уже не осталось. Вернулись к дому и дошли до прудов с его парадного фасада. Тропинка уходит вниз, к дамбе между прудами. Дворец и гиперболоид оттуда еще видно.

Пруд оккупирован мусором, гусями и местными рыбаками. Думаю,  что летом он цветет. Судя по рельефу, пруд заполняет овраг. Плотина уже не так хороша и местами видно, что ее подсыпают. Через большую трубу идет сброс лишней воды в продолжение глубокого врага, хотя при барине это могло быть просто каскадом красивых прудов.

За прудом – сельская улица. На ней помимо современных коттеджей есть и старинные дома из красного кирпича, развернутые длинным фасадом к улице. Их явно строили разом, а, может, и по барскому распоряжению. Конечно, этим домикам далеко до кирпичных домов гусевских мастеров, но смотрятся они аккуратно даже сегодня.

Конечно, полибинскому дворцу повезло – он не стал психушкой, детдомом, сельхозучилищем, тубдиспансером, не сгорел. Первый музей Куликова поля, гнездо славной фамилии российских меценатов – он заслуживает сохранения и  бережной реставрации. Но итог судьбы дома вряд ли будет отличаться от невезучих усадеб. Идея шуховского кластера оказалась мертворожденной и не спасет ни дворец, ни башню. Смешные потуги реставрации или консервации дали дому крышу и чуть отсрочили его конец. Всегда задумываюсь на тему, что сказал бы владелец усадьбы, если бы мог видеть происходящее. Юрий Степанович, строгий в делах и щепетильный даже ко внешнему виду домов мастеровых, вряд ли пережил бы это зрелище. С таким настроением мы покинули Полибино.

Еще одним пунктом, связанным с именами Нечаева-Мальцова, а заодно и Шухова, было село Березовка в 12 км.  В нем стоит уникальный по архитектуре храм Димитрия Солунского, что чувствуется даже несмотря на обезображенный вид.

История церкви начинается в голодный  1891 год.  Жители Березовки выживали на лебеде и в отчаянии решили попросить помощи у соседа-помещика. Этим соседом был Юрий Степанович Нечаев-Мальцов. Он помог крестьянам хлебом и зерном в посевную, а жители Березовки решили поставить в благодарность часовню – собранных средств не хватило бы на церковь.  Узнав о затее крестьян, Юрий Степанович предложил поставить храм Димитрия Солунского. Еще у его отца была идея поставить церковь недалеко от Куликова поля. К работам были привлечены лучшие силы:  руководил проектом профессор архитектуры Санкт-Петербургской Императорской академии художеств Александр Померанцев, мозаики были созданы по рисункам художника Виктора Васнецова, а кровлю создал инженер Владимир Шухов.

Строили быстро – в 1897 году церковь уже освятили. Дореволюционное описание храма: «Церковь имеет вид базилики, из белого камня, покрыта цинковым железом с одною главою, обитой медью и железным, обитым медью, позолоченным крестом. Неотделенная от церкви колокольня с тремя такими же главами и крестами. Длина сей церкви 60 аршин, ширина 30 аршин, высота ея с куполом и крестом 65 аршин. Имеет три входа с папертями и ступенями из гранита. Двенадцать окон, из них шесть на северной стороне и шесть на южной, кроме сего десять меньшего размера: шесть в алтаре, остальные четыре в ризнице и библиотеке».

Молились люди в нем недолго: в 1922 году из церкви изъяли всю утварь, а в 1933 храм был закрыт. Сейчас вид грустный, хотя храм находится в стадии вялой реконструкции, которую хочется назвать консервацией.

Кстати, если приглядываться к деталям – видится померанцевский ГУМ на Красной площади в Москве – все эти теремные завершения, кокошники и прочее.

Вокруг храма была ограда на столбах – и сейчас ее следы еще видны.

Хорошо бы возродили храм, вернули ему шуховские главки и крышу. А нам тогда оставалось около 35 км до Куликова поля – места, память которого была для Нечаевых делом чести…