Вотчина князя Пожарского

В истории России есть деятели, именами которых пестрят школьные учебники, телеэфиры, уроки патриотизма и даже целый государственный праздник 4 ноября. Но это вовсе не мешает нам ничего не знать о них, кроме того, что однажды они спасли страну от интервентов. Да, мы про князя Дмитрия Пожарского и старосту Козьму Минина. Оба героя полны тайн. И нас заинтересовала одна из них.

Помните эпизод приглашения князя Пожарского возглавить собирающееся ополчение? Ситуация накалена: поляки жгут страну, народ берет в руки оружие, но требуется предводитель, стратег и тактик с удачным боевым опытом. И узнав, что в своей вотчине находится на излечении князь Пожарский, получивший в стычках с поляками тяжелую рану ноги, нижегородские послы едут просить милости. Патриотическая сцена неоднократно рисовалась художниками. Возможно это было так:

Василий Савинский. Нижегородские послы у князя Дмитрия Пожарского. 1882 год.

Или так:

Вильгельм Котарбинский. Больной князь Дмитрий Пожарский принимает послов. 1800 год.

Или даже вот так 🙂

Есть еще пара-тройка довольно известных изображений этой волнующей сцены. И вот историки уже третий век не могут разгадать загадку: где же лечился князь Пожарский, и куда трижды ездили нижегородские послы просить князя возглавить ополчение?

Скупые строки Никоновской летописи сообщают историкам лишь о том, что это место было в его родовой вотчине, Суздальской земле в 120 поприщах от Нижнего Новгорода. Поприще – это старинная крупная путевая мера, которая в данном случае может соответствовать длине римско-греческой мили в восемь стадиев (около 1 480 метров). Если переводить в километры, то получается, что князь Пожарский жил и лечился в 178 км от Нижнего Новгорода – дальше, чем дневной путь верхового. Преодолеть этот путь за день всадник мог только чудом – качество лесных болотных гатей было вовсе не таким, чтобы выжимать из очень хорошей верховой лошади 40-50 км в час размашистой рысью. Коня бы приходилось менять, и не раз, на такого же хорошего. А гонцы в те неспокойные годы носили кольчугу и ездили вооруженными, то есть не были легкими всадниками.

Михаил Нестеров. Гонец. 1920-е годы.

В качестве возможных мест пребывания раненого князя историками рассматривались Мыт, Холуй, Верхний или Нижний Ландех, Пурех, Юрино, а также «село Велосинино, Мугреево тож». Все это все считалось Суздальской землей. Приводя разные доводы большинство историков склоняются к Мугреевской родовой вотчине Пожарского – «настоящая его оседлость была в родовых его поместьях». Кстати, не трудитесь считать километры по сегодняшним асфальтовым трассам – раньше дороги шли несколько иначе. Чтобы попасть из Нижнего Новгорода в Мугреево, надо было ехать по “балахонке”, то есть по дороге “Нижний Новгород – Балахна – Мугреево – Холуй – Суздаль”. На всем ее протяжении были да и сейчас еще есть болотистые леса и реки. В современном Южском муниципальном районе два села с таким названием: Мугреево-Никольское и Мугреево-Дмитриевское. И расположены они очень близко друг к другу. По мнению известного исследователя русского средневековья профессора В. А.Кучкина, Мугреево представляло собой территорию на правом берегу реки Лух, несколько выше впадения в неё реки Талицы. Мугреево входило в состав Стародубского княжества, образовавшегося в начале XIII века и в XV веке постепенно присоединённого к Московскому государству. Мугреево, очевидно, составляло в этом княжестве отдельную административно-территориальную единицу типа волости или стана.

Вот мы и собрались посмотреть вотчину князя Пожарского, а заодно проверить, помнят ли его там. Конечно, проще было бы проехать “балахонкой”, отрихтованной современным дорожным строительством, но мы решили поехать почти “старомосковской дорогой”, чтобы посмотреть столицу родного Пожарскому княжества – Стародуб-на-Клязьме, или как он сейчас называется – “Клязьменский городок”.

“Старомосковская дорога” в те века шла так: “Нижний Новгород – Горбатов – Гороховец – Ярополч (Вязники) – Холуй – Владимир – Москва”. Так как окский перевоз сейчас уже не нужен, мы сразу выехали на М7 на Гороховец, бывший Ярополч и свернули старинной сакмой на Стародуб. Судя по описаниям, этот участок дороги не был спокойным. Но зато местами, еще встречаются дозорные холмы, откуда просматривалась дорога и движение неприятельских войск. Сейчас наиболее высокие точки рельефа занимают храмы или их руины.

Например, это Троицкое Татарово. Говорят, на этом месте стоял двор баскаков – сборщиков дани в пользу Орды.

А это Пантелеево и его Вознесенский храм. Село существовало во времена князя Пожарского, так как впервые упоминается в 1592 году. Церковь поставили уже взамен деревянной в 1802 году. Она так и парит над окрестностями.

Современная дорога весьма живописна – поля сменяются лесами.

Клязьминский городок или Стародуб – это столица маленького, но гордого Стародубского княжества. Город Стародуб на Клязьме стал центром самостоятельного княжества в 1238 году – в страшный год нашествия монголо-татарской орды хана Батыя, и упоминается в списке разграбленных и сожженных ордой за зиму 1237 – 1238 года. После этого погрома власть великого князя Владимирского оказалась настолько ослабленной, что новый правитель Владимиро-Суздальской Руси великий князь Ярослав Всеволодович, отец знаменитого Александра Невского, без колебаний передал Стародуб своему младшему брату Ивану Всеволодовичу. Стародубское княжество в то время граничило с Нижегородским, Владимирским и Московским княжествами.

Кремль в Стародубе был деревянным, а потому не дошел до нас, как и княжий двор с городскими валами. Говорят, остатки валов были практически полностью срыты уже в конце позапрошлого века. Стародуб, по описаниям, имел семь или восемь храмов, посад у реки Клязьмы и место торжища. Сейчас в центре городка, на самом высоком месте стоит Покровская церковь 1790 года с примечательной колокольней и памятник бывшей столице с княжеским соколом и владимирскими улыбающимися львами.

С этой точки прекрасно просматриваются клязьменские дали – океан леса, в котором прячутся села на другом берегу реки.

Если спуститься под холм, можно увидеть остатки городских валов, которые, как знать, может, еще помнят предков князя Пожарского. Вот и речной якорь стоит в чьем-то хозяйстве – как память о том, что Клязьма была судоходной.

Городище, конечно, в печальнейшем состоянии. Малые остатки валов еще заметны, а местные без зазрения совести сваливают тут мусор.

Вот видна и Клязьма, по которой приходили не только торговые суда в столицу маленького княжества, но и беда. Как только ударяли морозы, и вставал лед, по реке приходили татары и грабили город. Штурм начинался с реки. И как знать может, эта тропа была улицей в детинце Стародуба, и жители бежали по ней вверх, подальше от реки, к задним воротам, чтобы уйти в лес.

Дорога или улица, видимо, использовалась и позже – заметно мощение белым камнем.

Сейчас в прежнем Стародубе стоят тихие сельские домики.

Все величие вобрал в себя храм, поставленный помещиками XVIII – XIX веков.

Тропы, бегущие от него по краям оврагов, превращаются в итоге в улицы на склоне холмов.

Стародуб, конечно, помнит Пожарских. Была даже легенда, что родители князя-героя могли быть погребены в Стародубе. Однако последние старинные могилы исчезли вместе с древними храмами. То, что князь своими корнями именно отсюда, доказывают исторические факты.

У князя Андрея Федоровича Стародубского было четыре сына и княжество пришлось поделить по числу наследников. Каждый получил свой удел и свое прозвище по нему: старший – Василий Андреевич ставший Пожарским, второй – Федор Андреевич Стародубский, третий – Иоанн Наговица Ряполовский и четвертый – Давид Андреевич Палецкий, так как получил в удел Палех. То есть предок князя Пожарского получил вотчину Пожар или Жары – обычно такое название получала территория, подвергнувшаяся огню – например, выжиганию леса намеренному или случайному, а также в результате нападения врагов. И располагалась эта вотчина неподалеку от столицы княжества, что логично – старший сын должен быть под рукой. Однако Василий Андреевич так и не получил Стародуб. А в XIX веке российские историки и вовсе нашли забытую исследователями так называемую меновую грамоту между князьями Данилой Васильевичем Пожарским и Дмитрием Ивановичем Ряполовским. Согласно этому документу, ориентировочно подписанному между декабрем 1437 года и июлем 1445 года князь Данила Пожарский обменял свои пожарские родовые владения на мугреевскую вотчину Ряполовских. Обмен был неравноценный – князь Дмитрий Ряполовский вносил доплату – купленную вотчину Коченгир, 150 рублей деньгами, коня и кунью шубу.

Чтобы осмотреть мугреевскую вотчину князя, мы выехали из Стародуба в сторону Коврова. Переправы тут с княжьих времен на вес золота в буквальном и переносном смысле. Раньше за пользование мостом взымалась плата. И счастливчиком был владелец моста в бойком месте. К слову сказать, тут Клязьму проходили и табуны лошадей, которых гнали из Касимова в города верхней Волги на продажу. Дорога была гуртовой и шла по маршруту “Муром – Холуй – Шуя – Ярославль”.

Переправившись через Клязьму и свернув с шуйской дороги на Холуй, мы очень скоро оказались в пределах Клязьминского заказника. Асфальт, кстати, кончился, и мы продолжили путь по грейдеру, поднимая белесую пыль.

Места когда-то живые и бойкие. Тут стояли крупные села, потому что дорога в итоге вела на Волгу и выходила, судя по старым схемам, в районе Городца. Доказательство былого благополучия – каменные храмы.

Наконец, показалось село Холуй. Ударение стоит делать на первый слог – ошибочное произношение обижает жителей, так как имеет почти ругательное значение – “слуга”. Кстати, значение слова на самом деле очень простое: хОлуй – это плетеные из ивняка запруды для ловли рыбы. Кстати, Холуй стоит на реке Тезе, как и Шуя.

На обратной стороне указателя – информация о территории заказника и смешная носатая выхухоль. Ее название берет начало от уже неупотребляемого слова “хухать”, то есть “вонять, пахнуть”. Зверек – реликтовый современник мамонта. И судя по фоткам из инета, крайне позитивный, несмотря на то, что занесен в Красную книгу. Охотники добывали выхухоль за ее мех. А сушеные мускусные хвосты этого зверька в старину хранили в ящиках с бельем – от моли.

Зверьки не поют и не танцуют, а дерутся – у самцов брачный период, и им важно нравится самкам-выхухолям. Но позитивчик никуда не девался – дерутся будто с улыбками 🙂 Кстати, кусать соперника предпочитают за хвост.

Холуй – село, основанное беглецами. Около 1240 года кочующие суздальцы-погорельцы остановились в шести верстах от Клязьмы вверх по реке Тезе, в дремучем бору. Здесь они чувствовали себя в безопасности и решили зимовать, то есть строить первые землянки. Монгольская конница, «посекая» на своем пути «людей, как траву», не проникала в такую глушь. Река Теза изобиловала рыбой и бобрами, а в лесах обитало много пушного зверя. Поэтому одним из главных промыслов первых жителей стало рыболовство. За поставленные холуи на Тезе село и получило свое название. Потомки пришедших в эти леса суздальцев вовсе не спешили браться за плуг. Село благодаря своему речному расположению очень быстро стало местом торга, а также занялось добычей соли, отчего разрослось до статуса “посадец” и “слободка”. Жители Холуя освоили писание икон и продавали их, промышляя еще и росписью храмов.Сейчас это один из центров лаковой миниатюры – тут работают фабрика и музей.
В центре Холуя переезжаем мост через Тезу, который раньше назывался “княжьим” и был платным для путников.

Тротуары на нем деревянные.

Стоят “быки”, обороняющие мост от льдин.

А все потому, что Теза – вовсе не смирная речка. Она до сих пор топит в половодье прилегающие улицы. Берег, на котором стоит храмовый комплекс Холуя, укрепляется так, будто стоит на берегу моря.

Храмовый комплекс из летней Троицкой и зимней Введенской церквей и сторожки, окруженных оградой с угловой башенкой, двумя часовнями и воротами. Церковь Троицы построена в 1748 – 1750 годах вместо прежней деревянной на средства прихожан и пожертвования астраханского епископа Мефодия, уроженца Холуя. Его же “иждивением” в 1775 году рядом сооружена зимняя церковь Введения. Позже комплекс обнесен металлической оградой на каменных столбах с угловыми башенками и двумя воротами с востока и запада, а у западных ворот возведена часовня-сторожка.

От комплекса храмов можно пройти по благоустроенной набережной до часовни Александра Невского.

Именно на этой набережной есть свидетельство того, что Холуй помнит князя Пожарского. Тут стоит памятник Дмитрию Михайловичу.

Холуй не принадлежал Пожарскому на момент его выступления против поляков. Но в марте 1611 году поляки сожгли Стародуб, а потом по “балахонке” пришли в Холуй. Холуяне, несмотря на свою малочисленность, попытались защититься и дали полякам Лисовского бой, но проиграли. Слобода была разорена и сожжена. Жителей посекли мечами, а кто успел, убежал в лес. В 1612 году, кое-как перезимовав и, по сути, живя на пепелище в крайней нужде, холуяне услышали призыв князя-соседа и влились в его дружину. Не исключено, что Пожарский сам прибыл в Холуй, чтобы призвать потерявших все холуян на бой с интервентами. Жители слободы решили почтить память непривычным в своей небрутальности изображением князя.

Вася сказал, что князь излишне щекаст 🙂

Хотя, главное – память о герое. Тем более, что Холуй стал наградой герою за его борьбу с поляками.

Встал князь с дружиной не в самом Холуе, а поблизости – в местечке Борок. На карте мы его не нашли, но выехав из Холуя в строну Южи, мы на первом же изгибе дороги свернули налево. Обозначено это место как “детский дом”. Там князь якобы дал свою клятву отомстить полякам и завещал поставить тут храм или монастырь. Желание отца в 1650 году исполнил сын князя Иван Дмитриевич. Сейчас стоят в ожидании восстановления каменные храмы Троице-Николаевского монастыря и хозяйственные постройки, а также вполне жилой деревянный домик. Копошатся какие-то смуглые люди. Останавливаться особо не стали – солнышко обещало скоро сесть, а впереди была еще Мугреевская вотчина. Поэтому привожу фотографию с просторов интернета. Каменными изначально деревянные монастырские храмы стали в XVIII веке тщанием все того же астраханского епископа Мефодия, который строил храмы и в Холуе, будучи его уроженцем.

Мы не задержались в Юже, проехав ее насквозь.

И остановились только на ее окраине у Смоленской церкви, чтобы сверить правильность выбранного направления.

На карте дорога описывала дугу, огибая Ванюковское болото, и шла по сплошным лесам. В воздухе стояла пыль. Но под колесами чувствовалась твердая основа. И правда – местами было видно белокаменное мощение. Разумеется, оно не имеет отношения к старым трактам и “балахонке” – в те времена дороги были тореными, а по болотам стелили гать, обязывая владельца земли содержать это в порядке. В советские годы, когда крупные села нуждались в транспортном сообщении, этот белый камень в лесах мостили пленные немцы. Так рассказывают местные.

И вот перед нами поворот на Мугреево-Никольское. А на развилке – крест в память ополчения и князя Пожарского. Помнят 🙂

У историков нет точной информации о детстве Дмитрия Пожарского, но некоторые патриоты Южского края считают, что именно тут провел свое босоногое детство будущий герой и спаситель России. Воевода Дмитрий Михайлович родился 1 ноября 1578 года. Тогда имение Мугреево называлось также Богоявленским или Дмитриевским. Якобы воспитывался князь тут вместе со старшей сестрой Дарьей и младшим братом Василием. Позднее рядом с этим селом образовалось село Мугреево-Никольское, получившее свое название в XIX веке от церкви святителя Николая, построенной в селе. Считается, что после смерти отца в 1587 году мать князя Мария Феодоровна вывезла детей в Москву, поближе к влиятельной родне. Образованная боярыня желала воспользоваться семейными связями, чтобы определить судьбу детей – устроить сыновей и выдать замуж дочерей. Стоящее пусть и на тракте, но посреди болот и лесов имение тому не способствовало. И ее можно понять.

Сейчас в центре села стоят два храма – летний высокий Никольский 1791 года постройки и стоящий в руинах зимний Троицкий 1806 года.

Село немаленькое и даже осенью, несмотря на отъезд дачников, производит впечатление живого. По документам XVI – XVII веков можно приблизительно определить границы мугреевской вотчины, а также названия входивших в неё населенных пунктов. В вотчину Мугреево входило несколько десятков населенных пунктов, среди них не существующие ныне деревни Хуторов починок, Афонин починок, Три Дворища, Тишково, Тищенково, Матвейково, сельцо Могучее (Могучево), селища Базарово, Борзое, Раменье, и многие другие. Некоторые: Исток (в документах – деревня на Истоке), Взвоз, Легково, Чеусово, Быково – существуют и поныне. Как мы отмечали выше, вместе с Мугреевым князья Пожарские получили усадище Коченгир на реке Лух. По-видимому, речь идёт о современной деревне Кочергино, которая вместе с окрестными деревнями постепенно вошли в состав Мугреева и в документах назывались деревнями кичингирскими или кочергинскими.
В начале XVI века в состав Мугреева была включена обширная местность Белоусово, подходившая с севера фактически к границе современного города Южа. В состав Белоусовских пустошей входили современные деревни Клёстово и Нефёдово. На севере и северо-западе граница мугреевской вотчины по-видимому проходила по Ламскому озеру (в XVI – XVII веках – Богоявленскому) и реке Исток. Не исключено, что часть мугреевской вотчины находилась на левом берегу реки Лух, так как в ряде документов фигурирует принадлежащая Пожарским деревня Демидово. Не исключено, что речь идёт о современном посёлке Демидово Пестяковского района.
Словом, вотчина была весьма широка, обильна охотой. И кроме памяти о дедах и отце, тут могла быть и память детства Дмитрия Михайловича. Может быть, поэтому князь решил укрыться именно тут? Там и сейчас есть особая прелесть бескрайних лесов и даже черные зеркала болот способны очаровать художника…

Николай Рерих. Княжеская охота. Утро. 1901 год.

Есть в Мугреево-Никольском удивительное место – обширный холм, который местные называют Дмитриевским. Там мы увидели еще один памятный знак!

Местные рассказывают, что на этом холме то ли княжий двор стоял, то ли специально холм насыпали к приезду гостей из Нижнего Новгорода. Последняя версия кажется нереальной. Скорее, принимали в княжьих палатах. А если учитывать, что Пожарский был тяжело ранен, то и вовсе в покоях. Кстати, с холма отлично видны храмы, на месте которых в век Пожарского стояли деревянные церкви. Холм вполне достоин терема 🙂

На холме приличный “пятачок”, чтобы вмещать целый ряд построек. Никаких сведений об археологических исследованиях холма найти не удалось. Сейчас там стоит современное здание.

Вряд ли речь могла идти об укрепленной крепости – все же это не столичный град удельного князя. Но обнесенный тыном двухсветный терем, помещения для дружинников и хозяйственные постройки вполне могли быть. И тогда это выглядело примерно так.

Находящееся буквально в полутора километрах Мугреево-Дмитриевское интересовало не меньше. Во-первых, оно Дмитриевское, что, конечно, не бывало случайно – ведь даже освящение храма в честь кого-то из святых было со смыслом. Обычно, выбирался покровитель главы семейства. А во-вторых, зимний храм этого села был построен в честь святого Евфимия Суздальского, в чьем монастыре в Суздале и находилась родовая усыпальница Пожарских. Именно там, по официальной версии, погребен герой России. Конечно, среди историков есть скептики – мол, село могло принадлежать этому монастырю, будучи пожертвованным. Но в ряде источников встречается упоминание и Дмитриевского в числе вотчинных княжеских.

В Мугреево-Дмитриевском нет никаких памятников Пожарскому. Только стоит белая свечка колокольни, принадлежавшей разрушенной церкви Богоявления (1741 год постройки), которая также называлась Дмитриевской – по приделу Дмитрия Солунского. Действующая – маленькая зимняя церковь Евфимия Суздальского (1779 год постройки). Площадь вокруг храмов огромная и незастроенная, будто базарная.

Мы едем дальше. Оглядываемся на вотчину. Может и правда, князь тут провел часть детства, дрался с мальчишками деревянными мечами и скакал на лошадке-палочке? 🙂

Из сёл Мугреевых мы отправляемся в сторону Святоезерской Иверской пустыни или современного поселка Мугреевского, что на озере Святом. Ряд историков предполагает, что оставаться раненым в своей вотчине, расположенной на тракте, князю было опасно. И потому он укрылся рядом – в монастыре, к которому вели потайные лесные гати. В конце концов, монахи всегда умели лечить. И тогда получается, что князь пребывал практически в своей вотчине. Современная дорога туда идет так же по грейдеру.

Проезжаем Талицы с их зонами, глухими заборами, вышками с автоматчиками, рассматривающими наш УАЗ. За Талицами с моста через Лух любуемся остатками моста узкоколейки.

И опять ныряем в леса. Солнышко грозит упасть в подернутые бронзой леса. Спешим.

Вот и Мугреевский с его монастырем. Никаких руин, все восстановлено и обихожено.

Год основания обители – 1390. В те годы еще был смысл прятаться в лесах не только от мирских соблазнов, но и от татар. Кстати, лесами до Гороховца всего 60 верст. Монастырь изначально был мужским и возник как отшельнический. Легенда связывает основание пустыни с именем некоего старца Филарета, поселившегося в пещере, вырытой в холме. На месте колодца, выкопанного старцем, со временем образовалось обширное озеро, получившее в народе название Святое.

Позже пустынь превратилась в мужской монастырь под наименованием Святоезерского Спасского Сенегского (в полное название монастыря входит второе местное название озера – Сенга-озеро). Очевидно, в период Смуты пустынь, как и многие другие поселения этой местности, была разорена и сожжена: по описи 1680 года, в пустыни не было старых церквей, но вместо них упоминаются новые деревянные храмы: теплый Иверский и холодный Афанасия Афонского. Вблизи церквей на отдельно стоящих столбах висели четыре колокола, то есть колокольни не было. Известно, что находящаяся в это время в ведении Суздальской и Юрьевецкой епархии пустынь содержалась на средства князей Пожарских, владевших с 1609 года расположенным поблизости селом Нижний Ландех.

Монахи были отличными врачевателями. Это в их компетенции было разводить аптекарские огороды. Логично, если Пожарский воспользовался возможностью поправить свое здоровье тут.

Тогда выходит, что послов князь принимал тоже тут. Кстати, историки утверждают, что Пожарский дважды отказывался возглавлять ополчение, ссылаясь на свое физическое состояние. И только третье посольство принесло в Нижний Новгород добрые вести – князь согласился.

Князь, видимо, специально посетил Холуй, встав с дружиной на месте будущего монастыря в Борке. Пожарский собрал людей с окрестностей – Холуя, Шуи, Палеха, Ярополча, Стародуба. Якобы после этого он и пошел в Нижний Новгород. Отряды соединились с основными силами нижегородского ополчения, воспользовавшись дорогой на Балахну или зимним путём по льду Клязьмы и Оки в направлении Старомосковской дороги (через Мстёру, Ярополч, Гороховец, Горбатов) на Нижний Новгород. Точной информации об этом нет.

Князю в 1612 году было 35 лет. По тем временам – зрелый возраст, учитывая постоянный риск жизнью в непростое для государства время.

Интересно, что в ополчении было два князя Дмитрия Пожарских – один Михайлович и его червероюродный брат Петрович. Если у героя России было прозвище Хромой, то у его кузена – Лопата – по форме бороды. Кузен был соседом и жил всего в 25 километрах от Мугреевской вотчины на территории современного Палехского района. Лопата был старше Дмитрия Пожарского, отчаяннее и, судя по описаниям, сильнее физически. Не выходя из пределов родной земли он был назначен на авангард, то есть отвечал за расчистку дорог и городков от поляков по маршруту следования ополчения. Лопата организовал разведку и один со своими людьми взял Ярославль. В московских боях он тоже проявил себя смельчаком, за что был жалован, как и кузен, поместьями. Он и потом успел послужить царям Романовым.

После Мугреевского мы отправились в Нижний Ландех, который был пожалован Пожарскому в 1609 году за его службу и верность, а в 1611 году уже отнят в пользу изменника Гришки Орлова. Тот был соседом по вотчине и выпросил себе Нижний Ландех у польского короля Сигизмунда. Вот как писал Гришка Орлов свои гнусные кляузы:

«Наияснейшему государю Жигимонту…бьет челом верноподданный ваш Гришка Орлов. Милосердные великие Государи! Пожалуйте меня, верноподданного холопа своего, в Суздальском Уезде изменчим Княж Дмитриевым поместьицем Ландехом Нижнем с деревнями. Князь Дмитрий…с вашими государевыми людьми бился в те поры, как на Москве мужики изменили и на бою в те поры ранен…смилуйтесь пожалуйста».

Просьба изменника была удовлетворена. «Дати Григорию Орлову Княж Дмитриевского поместья в Суздале село Ландех», – был ответ пана Гонсевского и изменников бояр из Москвы.

Дорога от Мугреево-Никольского до Нижнего Ландеха вообще была самой трудной. Она шла среди озер и болот, через местечки Сосновый Бор (сейчас Жуков Бор) и Собачья Нога. Путь от монастыря к Нижнему Ландеху тоже был труден, хотя в непроходимых местах дорога заранее была выстлана бревнами. Люди старались идти и ехать по гривам, то есть возвышенностям, покрытым сосновым лесом.

Мы, выехав от монастыря, обогнули Святое озеро, успели полюбоваться им перед закатом.

Тут уже не было никакого грейдера. Хотя в такой сухой сезон, как этот сентябрь, грунтовка была без экстрима.

Село Нижний Ландех расположено на реке Ландех, притоке реки Лух, на холме среди болот и Сенежских озер. Первое упоминание о селе Нижний Ландех относится к 1358 году. Местное предание говорит, что первую церковь в честь Рождества Христова построил в 1411 году митрополит Московский и Всея Руси Фотий, избежав татарской погони и укрывшись в лесах. Село расположено на “балахонке”. Кстати, отобранное в 1611 году у Пожарского село будет возвращено ему только в 1621 году, то есть весьма не скоро. Пожарского вообще награждали с большой отсрочкой – он не умел просить.

После Дмитрия Пожарского селом владели его дети Петр и Иоанн Дмитриевичи. С 1678 года село перешло к внуку Пожарского Георгию Иоанновичу Пожарскому, на котором род и пресекся. После смерти внука Нижний Ландех был отписан в дворцовые села.

Село встретило нас уже в предзакатном солнце. В состав храмового комплекса входят шесть прекрасно сочетающихся построек: зимняя Троицкая церковь (1768 год) и летняя Рождества Богородицы (1805 год), колокольня, въездные ворота, Саввинская часовня (XVIII век) и торговая палатка. Обе церкви возведены на месте их деревянных предшественниц и величаются местными жителями за их монументальность «соборами». Никаких памятников князю Пожарскому в селе нет.

К сожалению, начатая несколько лет назад реставрация была заброшена. И что самое страшное – осталась недоделанной крыша. По новой штукатурке местами уже идут трещины.

От поляков село оборонялось очень интересно. Согласно данным местного историка, крестьянина Иосифа Потаповича Голикова (1742 – 1825), Нижний Ландех подвергся нападению поляков в годы Смутного времени. Они разграбили храмы села. Часть жителей успели убежать в рядом стоящий густой лес. Остальные испили горькую чашу смерти. Несколько мужчин поднялись на колокольню церкви с запасом камней и оттуда сбрасывали их на врагов. Колокольню поляки так и не взяли, но колокол получил ранения от картечи.

Позже Нижний Ландех стал весьма крупным и экономически самостоятельным поселением. Народ промышлял не только лесом, но и писанием икон, вышивкой, чем очень напоминает близкие Палех, Мстеру и Холуй.

Но самый широкий промысел, который был доступен ландехцам – это грибной. Они возами собирали белые грибы и доставляли их на ярмарки вплоть до Нижнего Новгорода. А умея хранить гриб свежим, везли его телегами прямо в столицу.

Из Нижнего Ландеха мы выезжали в сторону Пестяков уже на закате. Солнце коротко подсветило сентябрьскую природу недужным розовым лучом, сбрызнуло старой бронзой и без сил упало на колючую перину леса. С противоположной стороны синим туманом поднималась над макушками деревьев ночь. Она смотрела на нас своим единственным глазом луны. Это бельмоватое ведьминское око из века в век смотрит на княжескую вотчину и наверняка видело все то, до чего не могут докопаться историки в архивах.