Вятка: купеческие замки

Мы приехали в Киров всего на один день. Для осмотра города этого было мало. Потому решили не распыляться и посвятили день вятским замкам и скромному домику их автора. Заодно узнали связь спаниеля Томки из старой детской книжки и этих пафосных жилищ.

Киров для живущих в Нижнем Новгороде – одновременно и сосед, и тмутаракань. Ехать до него 600 км в сторону Приуралья по далеко не самой лучшей автотрассе. И посматривая на полумертвые деревни, сорный лес и стоящие вдоль дорог болота можно искренне не понимать ценность этой когда-то богатой местности, которая была для кого-то местом неволи и ссылки, а для кого-то родным домом и мастерской. Это непонимание отлично лечится осмотром вятской архитектуры, чем мы и занялись.

Первый замок под местным названием «Красный» – за цвет стен – мы увидели в Кирове на улице Ленина. Он так контрастирует со своими соседями, что не заметить этого красавца невозможно. Архитектурный коктейль из сказочной готики и восточной экзотики: имперские двуглавые орлы, башня-минарет, маски, стрельчатые окна, вазоны, сторожащие вход грифоны, ажурная чугунная ограда… Сфотографировать все это можно с другой стороны улицы – с забором и пучком электропроводов. Но зато во всей красе.

Здание ассиметрично и поражает воображение. Оно не мыслится жилым, но прекрасно подошло бы для банка и любой другой конторы делового начала ХХ века.

Если перейти дорогу, то можно через ограждение сфотографировать детали замка без проводов.

Вот эти кисы описываются как «грифоны», хотя в классическом исполнении у тех орлиная голова и все же львиный хвост, а не змеиный. Грифоны – символ, у которого куча прочтений и смыслов. С одной стороны, единение льва и орла – властелинов земли и воздуха – означает могущество. Змеиный хвост может добавлять «водного» смысла и означать триединство стихий, подчиненных этим существам. А с другой стороны, грифоны – злые мифические существа, отвечающие за возмездие. Сидя у парадного крыльца, они показывают язык входящим и дразнят их не зря – грифоны с 1911 года служат купцу, меценату и владельцу Вятско-Камского пароходства Тихону Филипповичу Булычёву. Хотя встречалась информация, что архитектор “посадил” грифонов уже после того, как заказчик простился с домом.

Более подробных фотографий сделать не удалось – здание с советских лет занимает региональное управление Федеральной службы безопасности. Исторические интерьеры недоступны. Говорят, ходит с советских лет в Вятке анекдот:

– Какое здание в Кирове самое высокое?
– Бывший дом Булычёва – из его подвалов Колыма видна!

Поэтому лучше перейти к рассказу о владельце этого потрясающего здания. Вятский купец Тихон Филиппович Булычёв (1847 – 1929) был очень богат, имел репутацию щедрого и эпатажного человека, обожающего технические новинки. Тихона Булычёва называли «хозяином Вятки» не только в самой Вятке, но в Нижнем Новгороде, а также Казани, где тот имел свои склады и торговые представительства.

Булычёвы происходили из крестьян Орловской округи. В те времена Орлов числился городком Вятской провинции Казанской губернии. Самый первый из известных предков блестящего Тихона Филиповича – крестьянин Никита Семенов Булычёв. Тот переселился в городок Орлов в далеком 1739 году и торговал сыпными, льняными, кожевенными товарами и салом. Его потомок – Егор Никитич Булычёв в конце XVIII века уже вел заграничную торговлю через Архангельский порт, имел непосредственные контакты с английскими, шведскими и голландскими торговыми фирмами. Пытался даже выйти на американские компании, но отчего-то торговли с тем далеким берегом не вышло. Егор Никитич также основал в 1778 году кожевенный завод для выделки красной юфти.

Тихон Булычёв родился 26 апреля 1847 года в городе Орлове. Воспитание и образование он получил самые простые и обычные для семей купеческого круга. Отец Тихона, Филипп Тихонович, продолжал дело предков, прибавив к нему пароходство. Он же открыл вначале пароходную линию на Северной Двине, а потом и на реке Вятке.

Отец часто брал с собой в торговые поездки подросшего Тихона, чтобы тот не засиживался с учителями, а видел семейное дело наяву, знал его и жил им. Тихон не разочаровал отца. С 1863 года фирма Булычёва открыла первоначально буксирное движение, помня об отсутствии дорог в Вятском крае. Тихон стал первым из Булычёвых, кто уехал из Орлова в Вятку. Кто-то связывает это с амбициями наследника, а кто-то – с грустной историей, связанной с одним чиновником и последующим судебным процессом. Думаю, причина в первом. В 1872 году Тихону Филипповичу досталось в наследство два парохода, а уже через четыре года он был владельцем семи самоходных судов! Булычёв вёл успешную торговлю нобелевским керосином, но любимым его делом все же была река.

Каждый пароход Булычёва назывался именем, связанным с его родом: «Потомственный», «Гражданин», «Филипп», «Николай», «Булычёв», «Дед», «Любимец», «Основатель». Это была не только романтическая чёрточка предпринимателя, но и способ увековечить себя.

Стоит отметить, что Булычёв любил большие и быстроходные пароходы, но для судоходства Вятка – сложная река: опасность сесть на мель всегда была очень высока. Булычёв приобретал, например, пароходы американского типа в 25 сажен. Но он не просто рисковал, он все просчитывал и даже купил землечерпательную машину, чтобы углублять реку.

Фирма Булычёва начинала с буксирного движения, а в 1874 году было открыто пассажирское, что было не только выгодно, но и общественно полезно. Забота о пассажирах проявлялась в максимальных удобствах. В холодное время каюты отапливались паром, было электрическое освещение, работал буфет, для чтения имелись газеты и журналы. Дети до 5 лет в сопровождении взрослых ездили бесплатно, а до 10 лет – за полцены. Обед по особой ежедневной карте подавался из 5 блюд, но по желанию можно было выбрать и одно.

Словом, свое состояние Булычёв заработал на перевозках пассажиров до Казани и Нижнего Новгорода, сельскохозяйственных грузов по Вятке, Каме и Волге – до Рыбинска и Астрахани. К началу XX века Булычёв довел численность своего флота до 19 пароходов. В 1902 году им совместно с Яковом Тырышкиным и Торговым домом «Наследники коммерции советника Ивана Васильевича Александрова» было создано «Товарищество Вятско-Волжского пароходства». Булычёв стал директором-распорядителем нового акционерного предприятия и вскоре объявил себя миллионером.

Булычёв умудрился попасть и в литературу. Литературоведы долгое время придерживаются мнения, что именно Тихон Булычёв послужил писателю Горькому прототипом образа главного героя в пьесе «Егор Булычёв и другие». Интересно, что сам Горький не раз плавал на булычёвских пароходах в качестве пассажира. 23 июля 1895 года писатель опубликовал критическую заметку в «Самарской газете», в которой отзывался о вятском пароходовладельце как о «безобразном хозяине реки Вятки», которая оказалась «в его полном и бесконтрольном распоряжении». Горький критиковал Булычёва за то, что его пароходы ходят перегруженные, в связи с чем пассажиры испытывают определенные неудобства.

Среди вятского общества Булычёв считался любителем различных технических новинок. Известно, что электрическое освещение вятчане впервые увидели в начале 1890-х годов именно на пароходе «Филипп». Первый в Вятке телефон тоже появился у Булычёва в собственном доме рядом со Стефановской церковью. В 1885 году телефонная линия связала контору Булычёва со складом керосина на берегу реки Вятки. Рентгеновский аппарат, приобретенный для больницы, сначала удивлял гостей Булычёва, которые ради шутки соглашались сделать снимок своего скелета, а после представления новинки публике аппарат был передан докторам.

Появление же в 1911 году Красного замка в советском Кирове уже исказили до неузнаваемости, связав его с бурной личной жизнью Булычёва. Мол, помпезный дворец был построен как извинение перед ушедшей от него супругой. Или для примирения с сыном. Или, чтобы вернуть из столицы сбежавшую от вятской провинциальности дочь. Как отмечают краеведы, все это не соответствует действительности.

Тихон Булычёв женился в возрасте 26 лет. С женой Екатериной Александровной он прожил 20 лет, а 15 июня 1893 года та скончалась. В семье было четверо детей, рожденных с довольно большими временными промежутками: дочь Александра – в 1874 году, дочь Валентина – в 1878 году (умерла в 1887 году в восьмилетнем возрасте, еще при матери), сын Николай – в 1888 году, дочь Вера -1890 году. На момент смерти матери младшим – Николаю и Вере было 5 лет и 3 года соответственно. Тихон Филиппович, по воспоминаниям мемуариста Александра Прозорова, вел «уединенную жизнь» и больше не женился – дети росли без мачехи. Дочь Александра Тихоновна была замужем за городским головой и жила в своём особняке в Вятке, судьба Веры неизвестна, а с сыном Тихон Филиппович не ругался.

Дом строился, скорее, как семейное гнездо, воплощение булычёвского богатства, технического прогресса в быту. Здание поражало внутренним убранством, достойным дворца, более того – оно было просто напичкано модными техническими новинками начала ХХ века: водяное отопление, душевые комнаты на всех этажах, было проведено электричество и телефон, и в доме даже функционировал лифт. Все служебные помещения архитектор сосредоточил в подвальном этаже: целесообразно расположил кухню с подъёмным лифтом для подачи блюд непосредственно в столовую; большая часть подвала отводилась под прачечную и восточную баню. Этот дом мог бы стоять в столице и быть одним из лучших.

С этих сторон фасад туристам вообще увидеть не удастся.

Внутреннее убранство дома тоже соответствовало всем пафосным требованиям заказчика. Так как сегодня фотографий уже не сделать, будем пользоваться столетними. Все было в доме богато и со вкусом, но ничего не говорило о простом жилом уюте.

Из воспоминаний очевидцев известно, что отделка интерьеров отличалась подчёркнутой пышностью и изысканностью. Каждое помещение особняка соответствовало определённому архитектурному стилю. В решении вестибюля сочетались стрельчатые готические арки с восточными росписями. В роспись вводились даже арабские надписи, имевшие значение благопожелания входящим.

Сохранилась интересная история о том, что по своей прихоти Булычёв решил украсить стены одной из комнат золотыми червонцами. А, как известно, на червонцах был изображен профиль императора. На высочайшее имя было направлена телеграмма с просьбой разрешить такую по тем временам креативную отделку. Ответ пришел: “Разрешаю ТЧК Ребром ТЧК”. Отделал ли в итоге одну из комнат Булычёв этими червонцами – неизвестно.

Виды с башни дома были потрясающими – сохранились фотографии старой Вятки, сделанные со смотровой площадки.

Цокольные помещения дома были техническими, средний этаж – парадным и главным, а верхний этаж в доме, как жилой, был отдан сыну Николаю и его молодой супруге. Вскоре после заселения у молодых родился ребенок. Однако спустя сутки после родов в доме начался пожар. Вместе с ребенком и акушеркой роженицу эвакуировали не через задымленные помещения холлов, а через окно. Лестницы, которая бы доставала до окон жилых покоев, не нашлось. Имеющуюся лестницу поставили на плечи дюжих пожарных и начали спускать роженицу. Та очень испугалась высоты и, несмотря на благоприятный исход, отказалась жить в этом шикарном доме. Учитывая, что она потом страшилась бывать на любых этажах выше первого, у молодой женщины был сильный испуг. Сын Булычёва нашел себе новый дом, а дворец на Никольской опустел.

В книге об истории создания «Дома инвалидов и сирот», изданной в 1915 году, приводится переписка Тихона Булычёва с губернатором Андреем Чернявским, где губернатор просит уступить особняк за 100 тысяч рублей под приют. Булычёв отвечает: «Я уступаю». Да, именно уступает, так как дворец с земельным участком оценивался в 300 тысяч рублей. Как член Вятского местного управления Общества Красного Креста Булычёв понимал, что дом для инвалидов и сирот в условиях, когда ещё шла Первая мировая война — это благая цель. Кстати, Тихон Филиппович Булычёв ежемесячно вносил по 1000 рублей на нужды Красного Креста и семей фронтовиков, а в госпиталях на его средства содержались целые палаты. Дворец, оставаясь роскошным, несколько изменил интерьеры.

А дальше была революция. В 1918 году после национализации флота и всего имущества Булычёв разом потерял все капиталы. Сын Булычёва Николай в звании штабс-капитана сражался в армии Колчака и погиб под Красноярском во время отступления в 1919 году. Старик Тихон Булычёв, взять с которого больше было нечего, сидел в концлагере, как заложник, недалеко от станции Вятка-2. После гибели Николая морально раздавленного и уже тяжелобольного старика Тихона Филипповича выпустили. Он, когда-то слывший англоманом и щёголем, был нищим, в поношенной одежде, без пропитания и без угла. Он ничего не знал о судьбе детей, ходил по еще открытым храмам и много молился. Из милости его подкармливали бывшие сотрудники, помогали одеждой, пускали на ночлег. Умер Булычёв в 1929 году в возрасте 82 лет. Где был погребен «хозяин Вятки» – неизвестно.

Чтобы осмотреть второй замок, мы выехали из Кирова по бывшему Вятско-Пермскому почтовому тракту в поселок Вахруши. Ехать от Кирова – минут 20, но мы умудрились вечером попасть в пробку и простояли минимум в два раза больше. Искать этот замок тоже не нужно – он стоит прямо вдоль главной дороги, по правую руку. И вы удивитесь, как он напоминает дворец Булычёва, будучи в разы аскетичнее и проще. Тут нет грифонов и двуглавых орлов, вазонов и балконов-террасс. Думаю, не было и таких шикарных покоев, как в булычёвском дворце. Однако та же ассиметричность, та же башня, те же стрельчатые окна.

Секрет прост – этот дворец строился в 1907 – 1908 годах, то есть раньше булычёвского и стал своеобразным пробным камнем перед созданием шедевра.

Заказчиком этого дома был купец Николай Афанасьевич Вахрушев, один из членов большой вахрушевской семьи. Его портрета, к сожалению, в открытых источниках найти не удалось, но зато кое-что есть из истории этой семьи, чье значение в Вятке и экономике страны было не меньше булычёвского. Просто Вахрушевы не гнались за внешними проявлениями богатства и оставались на том месте, где родились, развивали его и не стремились уехать в близкую Вятку.

Первые упоминания о нынешних Вахрушах относятся к 1629 году – на территории Чистянского стана Слободского уезда было расположено три деревни с названием Завалинская. Одна из них была пустошь «что был починок Завалинской», в этот период не была заселенной.

В каком году в данный населенный пункт перебрались Вахрушевы из деревни Трофимовской доподлинно неизвестно. По ревизским сказкам 1816 года в деревне Завалинской проживал Анфим Вахрушев, с сыновьями, в том числе с сыном от второго брака Тимофеем. В переписи 1859 года упоминается деревня Малозавалинская или Тимка Коромысел при речке Моховице.

Тимофей Вахрушев имел маслобойное заведение. В 1854 году Тимофей Вахрушев строит небольшой кустарное заведение по выделке кож производительностью 10-12 кож в сутки. Заведение располагалось на берегу речки Моховицы, длиною в 34 метра и состояло из 14 чанов, 2-х котлов и 25 ведер. Выделывали кожи вручную в чанах с использованием извести, золы, ивовой коры, дегтя, тюленьего жира, который специально закупался в Архангельске, и хлеба. Мастерами на заводах были сами хозяева, а работали у них в основном крестьяне. В 1856 году к трём первым кожевенным заводам добавились ещё два. В вопросных листах за 1877 год в деревне Малозавалинской или Коромысловы уже четыре кожевенных завода, два из них каменных и два полукаменных. По материалам переписи за 1897 год в селе было 4 дома и проживало 70 человек. Примерно в это же время в деревню попал ссыльный немец Штемберг, благодаря которому из выделанной вахрушевскими кожевенниками кожи прямо на месте стали шить сапоги (обувная фабрика была открыта в 1905 году; на ней шили 70-100 пар обуви в день).

На основе пяти заводов в 1890 году появились сразу несколько родственных товариществ. Дело в том, что у Тимофея Вахрушева, развернувшего дело, было четыре сына – Парфен, Федор, Илья и Иван. Каждый из них продолжил отцовское дело, имел заводы и фабрики. Кроме этого, у каждого были свои наследники – от двух до пяти сыновей. Те в свою очередь, тоже подхватывали родовое занятие и тоже имели наследников, которые образовывали товарищества с высокой капитализацией и согласованностью действий с родственниками. Делить капиталы, дробя компании, они не желали – был риск скатиться в мелкие мануфактурки и потерять крупные заказы казны. Из сыновей основателя семейного дела нам интересен Илья Тимофеевич Вахрушев.

Именно он занимался возведением в Вахрушах церкви, которая изменила название и статус деревни. Оно стало селом Вознесенское-Вахрушевых.

А это строитель храма и дед заказчика замка – Илья Тимофеевич Вахрушев (1838-1907). Он был совладельцем кожевенного завода, основателем торгового дома “И.Т. Вахрушев с сыновьями”. При его самом активном участии в Вахрушеве была построена каменная Вознесенская церковь. За щедрое участие в благотворительных акциях Илья Тимофеевич Вахрушев и его сын Дмитрий были награждены золотыми медалями “За усердие”. Весьма вероятно, что Илья Тимофеевич был близко знаком с Иоанном Кронштадтским, чем и объясняется приезд последнего в Вахрушево.

Вахрушевы были крупными поставщиками Российской армии. В селе были школа, библиотека, больница, богадельня, выступали заезжие актеры, был хор. В 1905 было открыто почтовое отделение, телеграф, имелась телефонная связь, была развита торговая сеть. Началось строительство железной дороги со станцией Вахрушево. Вахрушевы имели производственные связи по всей России, а своих наследников посылали обучаться кожевенному делу в Германию и Америку.

Вахрушевы были поставщиками императорского дома — в начале 1900-х годов практически вся российская армия снабжалась обувью и амуницией с вахрушевских заводов.

Заказчиком замка стал правнук основателя семейного дела и внук Ильи Тимофеевича – Николай Афанасьевич Вахрушев. О нем мне найти ничего не удалось. Думается, судьба у всех была одна – национализация имущества, арест, ссылка или безвестная гибель. Зато еще стоит чудесный дом. В нем столовая, кулинария и какое-то дешевое кафе. От интерьеров наверняка ничего не осталось. Мы были поздно вечером и внутрь уже не попали. Ищущие обеда или вечерней порции алкоголя ходят там, где когда-то было купеческое семейное гнездо.

Бело-синее исполнение очень роднит здание с синим летним небом и белыми облаками. Зимой, наверное, замок просто растворяется в белизне снега и синеве погожего морозного дня.

Интересно, что могло быть, кроме смотровой площадки в этой башне?

Часть окон заложена. Утраты заметны и без сравнения со старинными фото.

Обращают внимание на себя ворота. Это все, что осталось от храма и его ограды. Перенесли сюда да и поставили.

Чтобы понять всю разницу состояния дома по сравнению с тем периодом, когда он был хозяйским, можно найти старинные фото.

Интересный эпизод: о Вахрушевых в 1970-е годы напомнил клад, обнаруженный пионерами на берегу Вятки. Весившие более 50 кг посуда, монеты, другие вещи были упакованы в деревянный ящик, обтянутый кожей. Надписи на отдельных предметах – «Вахрушев Н.И.» – не оставили сомнений относительно владельцев клада.

Автором обоих замков, а также еще более 300 зданий в Вятке, Сарапуле и Ижевске, был губернский архитектор Иван Аполлонович Чарушин (1862 – 1945). Почему он для богатого Булычёва спустя пару лет практически повторил дом Вахрушева – неизвестно. Как и отношение к этому самих заказчиков. Однако понятно, что проект был им сильно доработан.

В Кирове до сих пор стоит его дом. И мы нашли его на улице Пятницкой, в тихом уюте за старинной церковью. Это жилище человека с большим вкусом вовсе не отличается той помпезностью с которой приходилось выполнять проекты богатых заказчиков. Состояние дома вообще удручает, особенно, если сравнить с дореволюционной фотографией.

Иван Аполлонович Чарушин родился 24 февраля (9 марта) 1862 года в семье служащего в уездном городе Орлове Вятской губернии, то есть был земляком заказчика замка Булычёва. Отец его был чиновником, а мать – дочерью купца. В 1866 году скоропостижно во время очередной служебной поездки умер отец. Неожиданно мать стала главой осиротевшего семейства, на её руках остались дети и старики – родители. Семья оказалась в крайне тяжёлом материальном положении.

Иван самостоятельно обучился грамоте и закончил поочередно Орловское уездное училище, Вятское земское училище для распространения сельскохозяйственных и технических знаний и приготовления учителей, а также столичную Императорскую Академию искусств.

В 1890 году Чарушин закончил учебу в императорской Академии художеств, советом академии был удостоен звания классного художника I степени и получил соответствующий чин чиновника 10 класса. Появилось предложение работать в Москве, где было множество заказов. Но Чарушин выбирает Сахалин и едет туда, чтобы стать единственным архитектором на острове.

Там он много работал, и в 1891 году женился на Марии Алексеевне Фельдман, дочери чиновника местной администрации. Через год у Чарушина родилась дочь Катя, а молодая мать умерла от туберкулеза.

Иван Аполлонович уезжает с острова и возвращается в родную Вятку. С августа 1893 года он получает назначение от Министерства внутренних дел на службу «исправляющего должность губернского архитектора строительного отделения» – учреждения, фактически ведавшего в то время всей застройкой Вятского края.

В 1896 году Чарушин женился на Любови Александровне, урождённой Тихомировой, которая стала его настоящим помощником. Её отличали доброта, чуткость, понимание жизни и умение разумно вести большое домашнее хозяйство. В 1901 году родился сын Евгений, в 1907 году – Владимир. Чарушины также взяли на воспитание дальнюю родственницу – сироту Зину.

В 1897 году Иван Аполлонович приобрёл обширный участок земли с огромным, занимающим половину квартала садом, с небольшим каменным домом и разнообразными служебными постройками. Во дворе имелась даже своя большая конюшня, что было важно для губернского архитектора, вынужденного много ездить по губернии. Участок располагался рядом с церковью Иоанна Предтечи (1714), которую архитектор перестроил в 1898 году, в непосредственной близости к центру города. Сфотографировать храм целиком – большая трудность – мешают деревья и малое количество свободного пространства вокруг.

Выручит рисунок вятской художницы Татьяны Дедовой. И домик Чарушиных тут тоже виден. Кстати, окна кабинета архитектора выходили как раз на церковь.

Место очень уютное, хоть сегодня и неустроенное.

Хотя купленный дом был довольно вместительным, его пришлось значительно увеличить для размещения архитектурной мастерской и кабинета. Особняк Чарушина интересен для понимания его творчества в целом. Для характеристики своего дома он выбирает наиболее дорогие для себя черты – и дорическую колоннаду, и блистательное великолепие линий модерна, словно зодчему удалось найти общие для них законы красоты и единства.

Планировка особняка проста – в виде небольшой анфилады с просторными комнатами, одна из которых использована как кабинет Ивана Аполлоновича. Наиболее парадные помещения – гостиная и столовая – составляли единое пространство, расчленённое ажурной резной деревянной аркой, украшенной растительным орнаментом, мастерски прорисованным архитектором. Интересны рисунки паркетного пола, в оформлении которого использован мотив меандра, квадратов и других классических элементов.

Сейчас от этих красот мало, что осталось.

Даже внешне заметно, что еще немного и здание, которое так и не стало мемориальным, погибнет.

Жизнь семьи была благополучной, размеренной и удобной. Словом, жизнь уважаемого, высокооплачиваемого российского архитектора. В доме, носившем явный отпечаток своих хозяев, находилось много экзотических китайских, японских, вьетнамских вещей, привезённых с Сахалина, оранжереи цветов, заботливо выращенных руками матери. У Чарушиных имелась большая библиотека, богатая книгами и увражами по архитектуре. Среди книг был и архитектурный журнал «Зодчий», и «Ежегодник императорского общества архитекторов и художников», которые Иван Аполлонович получал по подписке из столицы. Наряду с книгами по истории и теории архитектуры в высоких шкафах поблескивали золотом переплёты различных изданий: многотомный словарь Брокгауза и Ефрона, продукция книжных фирм Вольфа, Маркса и Сытина. Стены комнат украшала коллекция акварельных работ, подаренных ему во время учёбы в Академии художеств, проекты самого архитектора, а также пейзажи и этюды художника А. А. Рылова – земляка и большого друга Чарушина, шафера на его свадьбе в Вятке.

Дом славился своим гостеприимством и хлебосольством. Незаурядность натуры, доброжелательность, деликатность, привлекали к Ивану Аполлоновичу людей самых разнообразных, причастных к искусству и далёких от него. Часто дом на Пятницкой становился художественным салоном провинциальной Вятки. Иван Аполлонович обладал хорошим голосом, музицировал на рояле и гитаре, исполнял романсы своих любимых композиторов Алябьева, Гурилёва, дома бывали импровизированные домашние спектакли, в которых принимала участие вся большая семья Чарушиных.

Рабочий день архитектора на протяжении всей жизни был рассчитан по минутам. Об этом красноречиво свидетельствуют записки его сына Владимира Ивановича. Они вводят нас в атмосферу жизни семьи начала XX века.

Распорядок дня, насколько я помню, был таким. Мама вставала раньше всех, наверное, часов в 7, и сразу окуналась в хозяйские заботы. Надо было обсудить с кухаркой обед, отправить её на базар за покупками, обойти конюшни, осмотреть большое хозяйство, выслушать кучера, дворника, сделать соответствующие распоряжения. Завтрак был в половине девятого. После него отец уезжал в строительное отделение «присутственных мест». Иногда брал меня с собой. Было мучительно трудно высиживать в пролётке в ожидании его выхода из «присутствия», т. к. кучер Евдоким был человеком неразговорчивым и, видимо, презирал меня, малолетнего барчука, не отвечая на мои вопросы. Объезд построек занимал время до четырёх часов дня с коротким заездом домой около часа. В большинстве случаев отец привозил кого-нибудь из помощников или десятников с рабочими чертежами, что для меня было большой радостью, так как домой я ехал на козлах вместе с кучером. Выпив наскоро стакан чая, съев кусок пирога, отец продолжал объезд, а я оставался дома. Служба чиновника заканчивалась в 4 часа дня (рабочий день был 6 часов). На строительстве – в 8 часов, при рабочем дне в 8 – 10 часов, на подрядных работах артельщиков день заканчивался в 5 дня. В это время отец возвращался домой. Если по делам строительного отделения накапливались срочные дела, то дома его дожидался секретарь с докладом.

Часов в 5 – 6 часов был обед. К обеду собиралась вся семья: отец, мать, дети (Катя, Женя, я, воспитанница Зина), частенько бабушка и засидевшиеся знакомые. До обеда отец успевал на 20 – 30 минут спуститься в чертёжную, где уже начиналась вечерняя работа. Чертёжная представляла из себя две комнатки. Над столами с потолка свешивались электрические лампы с противовесом, позволяющим подымать и опускать их. Постоянно у отца служил один чертёжник, который жил в доме, а по мере надобности приглашались помощники, копировщики, сметчики, техники. В горячее время их было по 6 человек. Большинство работавших были служащие, по вечерам прирабатывающие у отца. После обеда отец ложился отдыхать на час-полтора. Забирал нас, мальчишек, на кровать по обе стороны и, заступив рассказывать нам бесконечные истории с приключениями, через 10 минут он засыпал, а мы осторожно от его рук, обнимавших нас, убегали. И так было в течение нескольких лет, пока я не вырос. После отдыха все собирались на чаепитие. Отец выпивал стакан чая с молоком и уходил вниз в чертёжную, где переходил от стола к столу, от доски к доске, от чернового чертежа, на котором помощник уже произвёл разбивку осей окон и пометил их размеры по предварительному наброску, к скомпонованному проектному заданию. По-видимому, образ здания возникал в мыслях отца неразрывно с планом, т. к. после эскиза он по сетке, сделанной им или помощником, накладывал кальку, и тут начиналась «гармонизация пространства» и «прорисовка» фасада. Зачастую в процессе этой работы он значительно отходил от первоначального эскиза… <…> Когда все помощники расходились, отец мог задержаться до 3 – 5 часов утра, если работа спорилась и увлекала его. Поэтому помощник, пришедший на следующий вечер, находил на бумаге значительно отличающийся от вчерашнего набросок.<…>

Кстати, рисунок фасада булычёвского замка висел у Чарушина в рабочем кабинете. Он его вдохновлял.

Сейчас когда-то очень ухоженный сад семьи Чарушиных исчез. Садовый фасад выглядит печально.

А когда-то сад был прекрасен, имел скамейки и садовые диваны и даже небольшой фонтан, облицованный ракушками для журчания воды.

В советские годы Чарушин тоже смог поработать на родную Вятку, оставшись советским архитектором и спроектировав десятки зданий. Уехав в Ленинград, он вернулся в Вятку во время войны и скончался в победный 1945-й год.

Говорят в центре Вятке нет ни одной улицы, где к зданиям не приложил бы свою руку талантливый Чарушин. И как жаль, что его чудесный дом гибнет, так и не став музеем.

Кстати, мы обещали рассказать о том, как связаны детские книжки про спаниеля Томку со всеми этими дворцами и даже этим домом на Пятницкой. Все просто – сын архитектора Чарушина Евгений Иванович (1901 – 1965) – писатель и художник-анималист наших детских книг. Евгений Иванович оставил очень теплые воспоминания о доме отца и вообще своем детстве в Вятке. Все это тепло щедро разливается по книгам нашего детства.

В жизни маленького Жени Чарушина было много чудес. Удивительным был мир зверей и птиц, который его окружал (семья имела большое хозяйство). Трепетное отношение ко всему живому Жене привила мать Любовь Александровна, садовод и животновод-любитель. В огромном саду возле родительского дома в Вятке помещался настоящий домашний зоопарк — кролики, собаки, поросята, котята, индюшата, лошади, множество птиц. В самом доме жили кошки, на окнах располагались клетки с птицами, стояли аквариумы и банки с рыбками.

Я очень благодарен моим родителям за моё детство, потому что все впечатления его остались для меня и сейчас наиболее сильными, интересными и замечательными. И если я сейчас художник и писатель, то только благодаря моему детству… Бобка — трёхногий калека-пёс — был моим закадычным другом. Он любил спать на лестнице. И об него все спотыкались, а я его жалел… Любить я стал животных с тех пор, как себя помню… Я приучился с детства понимать животное — понимать его движения и мимику. Мне сейчас даже как-то странно видеть, что некоторые люди вовсе не понимают животное.

Об уникальном «зоологическом» детстве Чарушина существовало немало семейных легенд и анекдотов. Некоторые он любил рассказывать сам: «Шести лет я заболел брюшным тифом, так как решил однажды есть всё то, что едят птицы, и наелся самой невообразимой гадости… В другой раз я переплыл вместе со стадом, держась за хвост коровы, широкую реку Вятку. С того лета я умею хорошо плавать…»

Словом, умеет Вятка и за день и загадки загадать, и удивить, и в детство с головой окунуть. Красивый город. Чтобы рассмотреть его подробнее, стоит прожить там несколько дней и, не жалея ног, бродить по его холмистым улицам и листать его архитектурную книгу.