Царские Клоны: вековая тайна

Это обезлюдевшее село со странным названием, стоящее среди ивановских лесов, хранит настоящую тайну. Царскую. Историки вряд ли её разгадают. А пока редких гостей встречает местная церквушка, которая смотрит в два оконца-глаза, удивленно вскинув над ними кокошники наличников и раскрыв рот входа. Словно недоумевает, как нам удалось отыскать Клоны.

Сейчас, рассмотрев среди широких ивановских лесов точку нежилого села Клоны, можно только улыбнуться над его названием, которое вряд ли было дано ему в эпоху чудес генной инженерии. А посмотрев на дороги, вряд ли в голову придет туда поехать – глушь. Однако если вам попадется на глаза выдержка из справочной книги Костромских Епархиальных Ведомостей от 1911 года, вы узнаете об этом уже нежилом селе гораздо больше:

“Казанская церковь, село Клоны. Каменная. Построенная в 1777 году усердием князя Вяземского. С селением Клоны соединено историческое воспоминание о том, что по воцарении Бориса Годунова в Клоны сослан был юный Михаил Федорович вместе с теткою, княгинею Черкасскою во имение бояр Романовых, коему принадлежало село Клоны. Это было в 1606 году”.

После этих строк желание рассмотреть имение бояр Романовых в их родной Костромской губернии (Ивановской тогда и в помине не было) сразу появляется. Однако для понимания, как туда занесло боярыню Черкасскую с ее 10-летним племянником Михаилом, будущим русским царём, пришлось полистать книги о Смутном времени.
Семейная жизнь боярина Федора Никитича Романова и его жены Ксении Ивановны уже с первых лет была омрачена большим горем. Один за другим в раннем детстве умирали их дети – Борис, Никита, Лев, Иван. Выжили только Михаил, рожденный в 1596 году и его старшая сестра Татьяна. Надо ли говорить, что не было у родителей ничего дороже этих детей?

Федор Никитич Романов (в монашестве Филарет).
Рисунок из альбома «Российский царственный дом Романовых».

Но история, если запустила свои жернова, всегда идет ва-банк, и ставки высоки. В январе 1598 года скончался бездетный царь Федор Иванович, оборвав династию Ивана Калиты. Федор Никитич Романов был одним из двух претендентов на престол – наряду с Борисом Годуновым. Однако победителем в этой борьбе вышел именно Годунов – его родная сестра Ирина была женой покойного царя Федора. Она хоть и не сумела родить наследника, но зато сосредоточила в своих руках рычаги власти, которые и передала брату.
Овладев троном, Годунов в 1600 – 1601 годах подверг опале почти всех Романовых, обвинив их в заговоре против себя. Трудно сказать, действительно ли те готовили что-то против нового царя, или Борис просто подстраховался. Во всяком случае, по воле Годунова практически весь род Романовых оказался в местах весьма отдалённых.

А. Кившенко. Царь Борис Годунов и дети.

Глава рода, Федор Никитич, был сослан на архангельский север в далёкий Антониево-Сийский монастырь, где был насильственно пострижен в монахи и получил новое монашеское имя Филарет. Пострижение в то время являлось также и формой политического убийства, при котором, не проливая крови, выводили соперника из борьбы, в данном случае – за трон. Правда, это не мешало следить за ним даже там.
Посланный с Филаретом в Сийский монастырь пристав Воейков был свидетелем, как сильно тосковал по жене и детям Филарет Никитич:

“Жена моя бедная, наудачу уже жива ли? — говорил несчастный. — Где она? Чаю, где-нибудь её замучали, что и слух не зайдет. То мне и лихо, что жена и дети: как помянешь их, так словно кто рогатиною в сердце кольнет!”

И. Репин. Инок Филарет в заточении в Антониево-Сийсуом монастыре.

Такая же судьба постигла и Ксению Ивановну – её постригли в монахини под новым именем Марфы и сослали в Заонежье, в Толвуйский погост. Что это такое для сорокалетней женщины, у которой младшему сыну всего пять лет? Это настоящая трагедия. Насильно разлученная с мужем и детьми, она имела все шансы предаться отчаянию. Пишут, что спасалась молитвой.

Ксения Иоанновна Шестова, супруга Федора Никитича Романова.

Детям Романовых тоже была уготована ссылка. Татьяна, что постарше (её точный год рождения не известен), и пятилетний Михаил, родившийся в Москве 12 июля 1596 года оказались на руках у тетки, сестры отца – боярыни Марфы Никитичны Черкасской и ее незамужней сестры Анастасии Никитичны. В июне 1601 года Черкасские с детьми Романовых были сосланы в Белоозеро (ныне город Белозерск в Вологодской области).
Суровая дальняя ссылка была ужесточена строгими наказами чинить всякие препятствия и неудобства ссыльным. Например, им было запрещены молоко и яйца. Условия зимовки были столь жестокими, что боярыня спала со своей сестрой, положив меж собой двух малолетних детей и накрывшись всем, что было. Только так они могли спать зимней ночью. Уже после первой зимы в ссылке муж боярыни, князь Борис (Хорошай-мурза) Камбулатович Черкасский не вынес лишений и скончался.
Дальнейшая судьба будущего первого царя из династии Романовых вызывает споры. В 1605 – 1606 годах уже ЛжеДмитрий решил продемонстрировать свою милость к “родне”. Черкасской и ее племянникам Татьяне и Михаилу было разрешено поселиться в одной из родовых вотчин Романовых. Какую же вотчину выбрала осторожная боярыня, зная, что хранит возможного претендента на престол? Историки до сих пор спорят: то ли село Клины Юрьев-Польского уезда, то ли село Клоны Юрьевецкого уезда.
Названия имений и их уезды созвучны, не так ли?
Про Клины никаких упоминаний о них больше не встречается.
А вот про Клоны – есть.
Костромские историки и краеведы с начала XX века отстаивают версию, что будущий царь находился именно в Клонах. Кстати, эта версия еще подтверждается любовью Романовых того века к Унженскому монастырю, который находился в относительной близости. Относительной, так как даже в наши дни от Клонов до обители весьма много километров по лесным дорогам и переправа через Волгу. Но попробуем поверить костромским историкам 🙂
Где же еще можно сберечься самой и сберечь племянников, как не в родной костромской глуши? Можно предположить, что село Клоны, стоявшее в лесах на болотах, недалеко от речки Добрицы, было весьма подходящим местом. По описаниям историков, в те годы тут стоял деревянный храм, а при нем, чуть в стороне, и боярский двор – скромный, но все равно родной. Окруженные своими людьми, Черкасская с детьми, могла уже не терпеть нужду в самом необходимом. Однако можно предположить, что в те Смутные годы она была начеку, всегда готовая прятаться в лесу с детьми и верными дворовыми людьми. Если верить костромским историкам, будущий царь мог прожить тут вплоть до 1610 года, играя с детьми дворни, посещая храм и учась грамоте.
Мы не планировали посещать Клоны специально. Мысль заехать закралась по дороге из Иваново домой, в Нижний Новгород. Имея в бардачке бумажный атлас Ивановской губернии, мы быстро проложили маршрут. Доехав до Луха, мы свернули на Порздни, оттуда на Смиренино и Быково. Сёла когда-то богатые – есть старинные и красивые дома, каменные храмы, большей частью брошенные.

Асфальт сменялся грейдером, вокруг были поля, уступающие территорию наступающему лесу. Мы спешили – октябрьский световой день короток.

Пейзажи за окном автомобиля становились все более лесными. Хотя в век боярыни Черкасской, которая как раз хотела укрыться, леса, наверное, были не так жидки.

А вот и она – вотчина Романовых, село Клоны.

Сразу ловим на себе изумленный взгляд церковки – брови-кокошники по-детски беззащитно вскинуты над глазами-окнами. Словно она удивляется, что хоть кто-то добрался сюда.

Сразу становится понятно, что постоянного населения в Клонах нет. Несмотря на хороший грейдер, который, кстати, тянется дальше, в деревню Вишня. И несмотря на проведенное электричество. Многие дома брошены уже не первый год и откровенно догнивают. Живых людей мы не встретили вовсе.

Осмотр решили начать с храма. Это Казанская церковь второй половины XVIII века. Считается одним из наиболее интересных храмов в восточной части Ивановской области, соединившим традиции древнерусской архитектуры с раннебарочными элементами. Располагается в восточной части старинного села и была построена на месте ветхой деревянной церкви по велению тогдашнего владельца Клонов – князя Петра Вяземского. К сожалению, утрат слишком много: алтарная апсида, трапезная, колокольня и южное крыльцо с двускатным верхом (трапезная, служившая теплой церковью, имела южный придел). От каменной ограды сохранилась нижняя часть южных ворот – когда-то обрамляющие проездную арку боковые пилоны с парами трехчетвертных тосканских колонн уже почти осыпались.

Мы решили зайти внутрь.

А там – роспись. Она исполнена масляными красками в 1900 – 1909 годы, о чем свидетельствует надпись на западной стене, которую рассмотрели исследователи. На южной стене частично утрачена. Интересный памятник монументальной живописи, по своему стилю и выбору сюжетных композиций он в значительной степени повторяет (может, более упрощенно) роспись церкви Воздвижения Креста в Палехе. Живопись архаична для начала XX века, тяготея к манере конца XVIII века, однако выполнена гораздо сдержаннее и графичнее. Колорит выдержан в светлых холодных тонах. На своде расположена редко встречающаяся в начале XX века сцена “Отечество” в окружении ангелов и святых. На восточном лотке ее дополняют два медальона с изображениями “Страстей” и стен Иерусалима, служившие фоном для “Распятия” иконостаса. На стенах в пять ярусов расположены евангельские композиции в узких прямоугольных рисованных рамах, имитирующих багет. В четвертом ярусе на северной и южной стенах написаны “Вселенские соборы”, в откосах окон – святые и Богородичные иконы. Состояние росписи крайне плачевное. В храме темновато, так как день неумолимо катится к концу. Но кое-что я успела запечатлеть.

Отличное 3D-рисование – имитация лепнины 🙂

Это все, что осталось от иконостаса.

А это осколок чугунной плиты храмового пола.

Со стороны утраченной трапезной одноглазый храм кричит раскрытым ртом сводчатой арки.

Крыша уже покрыта порослью берёзок. Сколько простоит руина этого уникального для Ивановского края храма? Кому тут нужен сплав древнерусской архитектуры с раннебарочными элементами? Видно, что дорога прошла прямо через храм, по месту трапезной и колокольни.

Там веет бесконечным одиночеством.

Где-то в описаниях я вычитала, что боярский двор Романовых находился восточнее храма, за его алтарной частью. И даже в интернетах где-то болталась старая карта села – там обозначение усадьбы тоже было восточнее церкви. Мы решили посмотреть на это место, хоть издалека было видно, что кроме бурьяна и пары брошенных старых изб на этом месте ничего нет. А между тем, где-то тут мог бегать со сверстниками будущий царь…

Мы добрались до площадки, на которой стоял боярский двор. Мы точно поняли, что не ошиблись – площадка была ровно срыта трактором. Это были свежие следы “черных копателей”, которым неинтересно ходить с металлоискателем в надежде найти пуговку с тулупчика Миши Романова, обломок его ножичка или копеечку, потерянную ключницей. Они просто срывают слой земли и обходят открытые залежи. Варварство, конечно. Интересно, удалось ли им что-то найти?

После этой удручающей картины мы решили пройтись по улице села, чтобы посмотреть, к кому же тут тянутся еще целые электрические провода. И обнаружили старинный, бережно восстановленный дом с сигнализацией. Он, конечно, почернел от времени и дождей, но от него веяло жизнью посреди остального уныния. Перед домом стоят липы, чей возраст мог бы быть около века. Наверное, они ровесницы дома.

Рядом – срубленная банька. Ясно, что это чья-то дача. Или охотничий домик – места хорошие.

Улица немного накатана. Возможно, теми же охотниками, так как дорога уходит в болото при речке Добрице, а следы – от уазика-буханки.

У одного брошенного домика на разбитой веранде нашли детскую книгу сказок и положили на место. Впрочем, вся история села Клоны уже кажется сказкой.

Бросаем прощальный взгляд на село со странным названием. Кстати, Клоны – это, возможно, от особенностей рельефа – тут начинается склон к реке. Или от направлении дороги, которая, например, клонит в какую-то одну сторону. Сейчас уже никто не скажет наверняка.

Интересно, что Романовы, возвысившись, не забыли никого, кто дал им кров и помог в трудные годы. Но Клоны нигде не фигурировали. О царских взносах в здешний храм тоже ничего неизвестно.
Однако у этого глухого места есть все шансы считать себя хранителем сиротского детства будущего Михаила Федоровича. Тут же вряд ли были запрещены молоко и яйца, как Белоозере. Тут точно было повеселее и потеплее. Историки пишут, что в эти годы боярыня Черкасская уже получала новости от брата и снохи, а также исправно посылала им весточки о детях, которые росли ее попечением. Портрета этой смелой женщины история до нас не донесла, но можно привести в качестве иллюстрации вот этот фрагмент с картины Сурикова о боярыне Морозовой. Наверное, Марфе Черкасской тоже бывало страшно, и она знала цену жизни.

Она не увидит воцарения бережно хранимого ею мальчика Михаила. Черкасская умрет в 1610 году. То ли была уже немолода, то ли просто не хватило здоровья и сердца. Можно представить, как отблагодарил бы царь Михаил Федорович свою тётку за спасение своей жизни – практически десять лет он был предметом ее забот. И это было очень трудное для нее десятилетие: Черкасская овдовела, была разлучена со своими детьми и потеряла нескольких братьев и сестер, которые были высланы Годуновым в Сибирь. Первый Романов не поскупился ни для кого – даже скромный притч, помогавший выжить матери на Онежских островах, получил награды. Не были забыты гонцы, доставлявшие добрую весть от родителей детям и наоборот – им было так важно знать, что они живы. Кстати, претерпев множество бед, семья воссоединилась: сначала при сыне оказалась мать – старица Марфа, а позже и отец. Оба оказывали сильное влияние на сына, включая его дела сердечные, но это уже совсем другая история…

Мы уезжали домой. Остаться там в потемках почему-то не хотелось. В боковом зеркале отражался все такой же удивленный храм.

В воздухе повисают октябрьские сумерки.