Ледяное дыхание Чухломы

Есть такие уголки в России, куда непременно надо возвращаться. За новыми загадками, за ухмылкой кривой иголки месяца над старым городищем, за тяжелым молчанием глухого леса, прячущего когда-то обжитые места. Словом, за полным осознанием, что эта земля помнит больше, чем описывается в учебниках истории.

После майской поездки по Галичу, Чухломе и Солигаличу, а также их окрестностям, было решено повторить квест по золотой осени, разнообразив маршрут мерянской глухоманью. Хотелось получить новые загадки и истории, а заодно увидеть, как там горят клены и осины, как разбавляют ярким золотом вечную зелень елей березки. Ради предстоящего пира впечатлений мы решили расширить компанию до пяти человек, пригласив в путешествие нижегородского фотомастера Александра и двух исследователей мерянской культуры – Андрея из Москвы и Василия из Иваново 🙂

Правда, кто-то свыше рассудил, что нам надо показать сразу зиму. Зимой-то мы бы точно не собрались в эту глушь – по морозу, одной машиной да на летней резине. А тут – товарищи уже взяли билеты до Галича, провизия запасена, солярка залита в оба бака и две канистры. Поездку не отменить.

Мы выехали втроем в четыре часа утра, когда чернильная ночь еще чувствует себя хозяйкой часов. Маршрут из Нижнего Новгорода был традиционно проложен через Чкаловск, Кинешму и Судиславль. Дорога – голый лед. Где-то после Чкаловска нас неплохо занесло по льду, что вызвало наполнение памперсов и желание отдышаться

В Кинешме мы встретили утро. Солнышко пробивало себе оконце в ночных тучах и даже баловало нас необычным радужным гало, которое мы не стали фотографировать – надежда быть в девять утра в Галиче к тому времени растаяла, и мы спешили как могли. Дорога была слишком тяжелой, скорость движения не превышала 70 км в час. Волгу пересекли по кинешемскому мосту, который был так судьбоносен в финале фильма “Овсянки” После этого сразу же погрузились в настоящий зимний дорожный ад – около 50 км асфальтированной лесной дороги до Островского мы проехали почти по голому льду с кучей поворотов, спусков и подъемов. Лежащие в кюветах и речках грузовики мотивировали, ога Как и строгий УАЗ, который не имеет всякой электронной всячины и вообще ничего не признает, кроме опыта, железной руки и точного расчета в рулении

В центре Судиславля мы купили вкуснейших пирожков с разными начинками, которые и были уничтожены уже в Галиче на позднем завтраке. Все участники поездки заселились в одной непритязательной гостинице, и уже в 11 часов субботнего дня в нашем номере под горячий чай обсуждался маршрут, который предстояло пройти за световой день. Субботу было решено отдать на откуп гостям – у них имелись свои точки интереса. Исследователь Василий очень хотел посетить целый куст брошеных деревень в Галичском районе и даже подготовил пучок карт. Мне из перечисленных сразу врезалось в мозг название “Костома” (вообще Костомы в Галичском районе минимум две – та, вторая, еще жилая и дачная, а вот от этой неизвестно, что осталось – дорог туда нет). Вроде так похоже на приветливую “Кострому”, но без звонкой “р” в слове что-то терялось и получалось какое-то глухое и темное мерянское словечко, значение которого лично для меня было загадкой. Мы тогда и не знали, что нас ждет в этот день. Вообще, зря я изменила тогда своему правилу всегда готовиться к поездкам, изучать карты, знать повороты-развороты и понимать, что за места предстоит посетить 🙁

Мы выехали из двора гостиницы около полудня. Еще улыбаемся

Лесные тракты еще помнят свое предназначение, используются лесозаготовщиками и охотниками. Поэтому сначала мы ехали довольно бодро. УАЗик ломал суточный лед в лужах.

Потом нам попался УАЗ-головастик с улыбчивым маленьким человеком за рулем. Исследователь из Иваново принял его за какого-то неведомого “фермера из бывшего Карпово” и всячески допрашивал о дорогах на те забытые мертвые села, включая Костому.

Улыбчивый человек задал простой вопрос: “А из вас кто-то оттуда?” Мы замотали головами. Он что-то пытался объяснить, что туда ехать не надо, что там какой-то ручей, за который мы не переедем и еще что-то. “Да не надо вам туда”. – наконец изрек он. Но его предостережения тонули в речах ивановского исследователя, которому очень надо было в Костому. На том и расстались, очень смутно запомнив наставления встречного.

Дальше дорога стала портиться. Выручало, что грязь все же была подмерзшей, а резину мы не сменили на мягкую зимнюю – точно бы порвали. Солнышко разгуливалось, исследователь размышлял о природе названия села Костомы, обещая разгадать его позже.

На этой фотке вдали идет Андрей, хотя меня не покидало ощущение, что тут на этих дорогах мы не одни и непременно кого-то встретим

Наконец, дорога вывела нас на огромную поляну посреди леса – такие проплешины видны даже на космоснимках – это бывшие деревни. От этой, чье название я так и не узнала, так как карты не совпадали с местностью, осталась пара провалившихся срубов и немного фруктовых деревьев. Угадывалась даже пара улиц – они лежали на боку холма большим крестом. Чтобы выехать из этой бывшей деревни мы накрутили несколько кругов – тропки морочили и не отпускали, упорно возвращая нас или отправляя назад.

Вырвавшись, мы оказались в еще более сложных дорожных условиях

Несколько раз разворачивались, так как ивановскому исследователю виделась эта Костома буквально в пятистах метрах “вон за тем леском” или “вон за этим оврагом”, а навигатор показывал неверное направление. Если честно – порядком измучились, так как последнего человека видели уже километров 25 назад, машина одна и если что – шагать пешком вышло бы далеко и долго. Наконец, дело дошло до того, что в сердцах поселилась паника и какое-то странное чувство, что тот егерь был прав. Ну не надо туда ехать. Говорить об этом тогда, в лесу, мы постеснялись, но зато потом вполне признались в этом странном ощущении…

Наконец, мы выехали к ручью. Был ли это тот самый ручей, о котором говорил егерь? Мы уже не понимали. Внешне он не предвещал никаких неприятностей. На практике же мы крепко сели в нем. При глинистом подъеме, если бы не лебедка – шансов выехать вперед не было бы. Зато была бы возможность после часовых мучений выбраться назад и забыть сюда дорогу.

Наконец, мы преодолели ручей, и оказавшись на том берегу, увидели огромное количество следов животных – все было кем-то истоптано. Лично я различила лосиные следы. Странно, что через ручей лось не переходил. На снегу было видно, что по единственному направлению от ручья ушли и животные, и егерский трактор, который как потом выяснилось, развозит прикорм. Вот фото этого направления.

Фото не передает на самом деле той чащи, в которую мы в итоге заехали. УАЗик еле пробирался среди склоненных на дорогу ветвей, которые безжалостно драли его бока. Мне не верилось, что тут до нас прошел трактор – он бы точно обломал эти сучки или отвел бы их хоть немного. Там и пешему-то идти было тяжело. Я опасалась, что может оторвать фонари на экспедиционнике. Участники заезда уже просили не продолжать путь, но Василий остановился только когда веткой выломало водительский дворник, который теперь безвольно повис сбоку. Мы посмотрели в темноватую чащу и решили, что даже идти пешком практически нереально – надо именно продираться между ветвей склоненных к дороге деревьев и кустов. Тем более, что расхождение по картам не давало нам возможности прикинуть, сколько же километров придется идти пешком, а это было важно – световой день короток, и нам оставалось от него часа три.

И вот тут случилось странное. Точнее страшное. То, что я запомню навсегда. Все участники заезда признались, что чувствуют себя неуютно, времени осталось очень мало и пора возвращаться, чтобы не сгинуть в потемках. Это означало, что к этой точке можно вернуться в более благоприятное время. И вот ивановский исследователь, экипированный для прогулок по городу, не знающий в итоге дорог, категорически потребовал, чтобы его выпустили (он сидел сзади в серединке) – он, мол, пойдет пешком, один, и непременно дойдет до той неведомой Костомы. И потребовал выдать ему нож от зверья.

Реплика его была так горячечна, так внезапна и так не к месту, что меня обдало холодом по спине. Я еще раз глянула в чащу и как-то удивилась впечатлению, что это, скорее, чаща глянула в салон автомобиля и обдала мороком своим одного из нас. Как иначе объяснить желание уйти в тайгу за десятки километров от жилья в мороз и без подготовки? Василий сказал, что мы уедем из этого места ровно в таком составе, как и приехали. На картах – сплошная тайга. Сгинуть там легко, зверья много, к ночи вообще раззвездило при 13 градусах мороза. Брать на душу грех мы не стали, чудом развернулись и стали возвращаться. Собственно, вернулись мы тоже чудом. Тот ручей, где сел УАЗ и разбил колею, мы проскочили без проблем. И за всю дорогу обратно, до егерской заимки нигде не сели.

Мы остановились у егерей. Просто перевести дух и отремонтировать немного пострадавшее авто.

У егерей в вольерах сидели охотничьи псы, которые лаяли на мужчин и удивленно молча рассматривали меня – единственную представительницу слабого пола

Потом я посмотрела карты – до бывшей Костомы было еще довольно далеко. И пешком мы бы не дошли. Так как в этих местностях проходит ежегодный внедорожный трип “Полная Чухлома”, я не верю, что ребята туда ни разу не доезжали. Правда, в их отчетах мне про именно эту Костому ничего не попадалось. Других историй с пометкой “Странное” – навалом.
Как блуждали кругами по собственным же колеям тремя машинами девять взрослых человек с навигаторами.
Как в дождь решили ночевать в брошенной избе и не ставить в жиже палаток – а всю ночь избу “крутило”, то есть стоит закрыть глаза – голова кружилась так, что не уснуть. Так и пришлось разбивать лагерь подальше от ненормального дома.
Как к вставшим у реки и не нашедшим брода джиперам вышел из чащи древний старикан в ободранном зипуне и валенках. Сумерки, снег падал на разложенные бутерброды, до ближайшего жилья километров сорок и этот нереальный дед. Старика пригласили попить горячего чаю, тот угостился хлебом и сыром – колбасу не стал, взял пачку печенья. Дед много говорил: спрашивал, поедут ли за реку и знают ли, что за ней. От предложения подвезти отказался. Рассказывать о себе тоже ничего не стал. Так вот встал и ушел. Ушел в другую сторону от места, откуда вышел. Джиперы – народ дотошный. Кинулись посмотреть, откуда пришел – следы от реки, но та была не замерзшая, и потому как дед форсировал реку в валенках, осталось загадкой. Позже спрошенный лесник посмеялся над джиперами – мол, нет никакого старика, он нежить – его уже лет пятьдесят тут видят в разных местах. И хорошо, мол, что угостили – а то бы сломались или кругами крутило. Считайте, что лешего повстречали. Признать деда отшельником лесник отказался – отшельники все равно к людям выходят хоть иногда, а деда никто не знает.

Вот потому и начинаешь верить, что леса эти знают что-то бОльшее, чем видят наши глаза В любом случае, запасные памперсы в той местности всегда пригодятся И не зря старые люди верили в плохие и добрые места. И не зря говорили, что вести себя в таких местах надо подобающе, а то на плечах унесешь с собой то, что лучше бы оставлять в чаще.

Темой Костомы я занялась сразу после приезда. Видимо, чтобы окончательно испугаться 🙂 Написала письмо одному краеведу, который интересуется мерянской ономастикой. Краевед ответил, что “-ма” употреблялось в значении не только “земля, родина, место”, но и могло означать женскую принадлежность. А вот сама основа “косто” – по его мнению, была близка к слову “колок”, что лежит, например, в названии реки Колокша. Значение – “умерщвляющая”, “убивающая”. Только “косто” – убитые. И он предположил, что Костома – древнее село, стоявшее на мерянских курганах, в которых похоронены женщины, погибшие в результате, например, военного нападения. Расчищать лес под новое село меряне просто не стали, а с мертвыми они всегда умели договориться. Потому Костома – бабье место. И, мол, бабу такое место без проблем пустит, чтобы поплакать в ней – мол, жалостливое настроение плаксивое может наступить. Только взять с собой надо гостинец – неношеный платок и бусики. Повесить их стоит на женское дерево – липу или березу. А то и сладкий пряник положить – бабы и девчата любят же такое даже века спустя.

Краевед, конечно, может предполагать, что угодно. Зная некоторое соотношение с марийским языком и имея дома словарь, я нашла в нем только одно похожее на Костому слово: костан, что по-марийски означает “злой человек”. Причем “ан” на конце обозначает человека. Например, сынзалык – по-марийски означает “очки”, а сынзалыкан – уже “человек в очках”. Получается, что Костома – “злое место” или “злые бабы”

И словарь, и краевед, и предупреждение егеря, и неудача при попытке доехать, и странное поведение исследователя, и легкое возвращение как-то сложились в причудливый пазл и я порадовалась, что вернулись и не стали рубиться до Костомы. Ну нельзя ехать в неведении да еще и без гостинцев, с какой-то истеричной мутью в головах Ну, как отвело!

На обратном пути побаловали себя остановкой в селе Синцове на реке Шокше в десяти километрах от Галича. И в советские годы село не было многочисленным, а сейчас так вообще осталось от него полтора дома. Житель там, правда, хозяйственный – сено запас и телятник виден.

А раньше в селе была усадьба с деревянным господским домом, принадлежавшая помещице Матрене Васильевне Катениной, урожденной Толбузиной. В Чухломском музее якобы хранится этот ее портрет.

Была эта помещица бабушкой Павла Александровича Катенина (1792 – 1853 гг), который известен как боевой офицер, прошедший Отечественную войну, личный друг Грибоедова и недруг Пушкина. Александр Сергеевич ему отчаянно мстил едкими эпиграммами про склонность Катенина к пьянству и прочему хабальству. Имея отношение к обществам вольнодумия, Катенин был сослан в костромскую глушь, в Кологрив, еще до восстания, поэтому его не пришлось ссылать еще дальше. О том, как мы наткнулись там на тень Катенина, и чем он прославил себя – читайте здесь

А единственное, что можно осмотреть в Синцове – это Никольскую церковь 1831 года постройки. Скорее всего, строили ее уже наследники, а не бабушка Матрена Васильевна.

Вокруг храма было явно кладбище, так как есть несколько ям, по форме напоминающие бывшие склепы. Внутри храма сохранилась местами роспись и обрушенные элементы убранства.

Настроение в этом светлом месте как-то разом улучшилось и просветлело

Было решено поймать пожар заката прямо на Шемякиной горе, то есть в старом городище Галича, на звенящем стеклянном ветре. И мы поехали по вымороженным дорогам. До заката оставалось не больше часа.

Найти историческое место в Галиче просто – это гора, у которой в подоле город и озеро, а на вершине – телевышка.

Как ни странно, но именно в этой местности проходили наиболее острые и драматичные феодальные войны. Столицей удельного княжества Галич Мерьский (тут жил народ меря) стал еще в 13 веке. И первым князем Галича был брат Александра Невского – Константин. Потом Галич оказался в Московском княжестве и достался второму сыну Дмитрия Донского – Юрию, который имел прозвище Звенигородского. После смерти старшего брата, Юрий начал феодальную войну за престол, в которой принял активное участие и его сын – Дмитрий по прозвищу Шемяка. И опорным пунктом Шемяки был именно Галич, где пришлось укрепить старое мерянское городище двойной стеной. Город выдержал не одну волну феодальных междуусобиц, потерял много людей, понес разрушения и вообще очень устал. В 1450 году Галич открыл городские ворота законному государю Руси – великому князю московскому Василию II Темному. Шемяка бежал в Новгород, где вскоре откушал курицы, приправленной мышьяком, отчего и помер.

Гора же так и осталась Шемякиной. Она имеет двойной вал земляных укреплений, что не так часто приходится видеть. Площадь крепости была невелика. И скорее всего, население просто укрывалось в ней от неприятеля, если не успевало уплыть на лодках по озеру на другой берег в леса. К сожалению, в советские годы она была обезображена, а культурный слой сильно пострадал. Но высота, обзор, виды на Галичское озеро и отвесность ее склонов до сих пор впечатляют. Мы забрались наверх, были атакованы пронизывающим ветром, и быстро замерзли. Правда, удовольствие от панорамы свинцового озера, которое уже схватилось первым льдом, вида кровавых брызг рябины и еще не сорванного золота березок на фоне галичских храмов было неподдельным. Ну а сколько галичан полегло на этой земле за родной город – известно только ей.

Гульбища по внешнему валу еще можно проехать даже на машине – не окопано и не оплыло

После этого мы спустились в Рыбную слободу

И оказались на берегу Галичского озера

Сухой тростник шелестел на пронизывающем зимнем ветру, наверное, как и тысячу лет назад.

Окончательно замерзнув, мы отправились в дорожное кафе, где порадовали себя горячим, а я так даже приняла водки Чтобы скинуть с себя морок галичских лесов, путанных дорог и тяжелых эмоций. К сожалению, галичский ликероводочный, в свое время производивший бальзамы, настойки и ее, родимую, почил в бозе. Теперь галичская водка льется где-то в областном центре, в Костроме.

На ночь небо совершенно очистилось и криво улыбалось тонким старым месяцем. Мороз был – 13 градусов, а под утро и все -15. Вот он, золотой октябрь. Галич плыл в чернилах настоящей зимней ночи, зябко кутаясь в стеганое одеяло печного дыма под редкий собачий лай. Мне даже подумалось, что любовь к печному дыму в человеке – из тех самых дремучих веков. Отчего-то его хочется жадно тянуть замерзшим носом, глядя в окно автомобиля на избы галичан. Все как когда-то…

На следующий день мы решили поехать по щадящему маршруту, чтобы успеть увидеть то, что можно было бы частично увидеть даже в субботу, но не успелось. Итак, первым пунктом числился терем в Асташово, который восстанавливается, и вроде как осенью уже планировалось, что он украсится резьбой. Хотелось рассказать и показать читателям его историю также, как удалось это сделать про погореловский терем. Поэтому мы поехали в Асташово.

Главку Ильинской церкви (1815 год постройки) в Фалилеево видно издалека. Поэтому мы останавливаемся около нее.

Пророк Илья смотрит на нас со стены храма – роспись еще сохраняется.

Судя по поленницам дров, в селе еще живут люди. Буквально несколько домиков, но жизнь теплится.

Потом мы немного ошиблись с поворотом, но вовремя вернулись и попали в Асташово.

Терем предстал перед нами в лесах, без резьбы. Стало понятно, что придется ехать сюда еще раз, может быть, через год, чтобы увидеть дом во всей его красе. К тому же о нем есть, что рассказать – простую человеческую историю в том числе.

Ребята, в чьи руки попал по сути уже погибший терем, явно дотошные упрямцы – кропотливая работа с желанием все сделать как раньше – и по размерам, и в цвет. И пусть кто угодно говорит, что это уже не прежний терем, а всего лишь реплика. Дать погибнуть с высокой мыслью, что терему никогда не стать прежним – грешно.

Фото с сайта kopanga.livejournal.com.

Фото с сайта perunica.ru.

Словом, молодцы, что взялись. Мы еще приедем посмотреть 🙂

Пристрой явно задумывается как жилой.

Выкопаны пруды, которые просматриваются и на старой фотографии

Фото с сайта perunica.ru.

Зато мы осмотрели само Асташово. Огромный остов дома еще сохранил солярные знаки на окнах.

А помнит ли эта коса росу на траве?

А напоследок, как бы в утешение выглянуло солнышко.

Мы выехали из Асташово обратно на Введенское и Чухлому.

Зимний храм при кладбище во Введенском. Мы проезжали мимо, а люди приехали на службу

Мы остановились в селе, чтобы сфотографировать старинный домик с причудливыми наличниками.

Эти – наверняка боле поздние, советские

Свернули на Чухлому

Обнаружили свежие следы волчка

Волк подтаскивал одну лапу – это было видно по снегу.

Судай нас встретил солнышком. Сейчас это всего лишь село, а раньше – боевая крепость на реке Сундобе, на Идском городище, упомянутая в 1536 году. Шестью годами позже ее перенесли в более выгодное для обороны место – на берег реки Виги. Правда, есть мнения, что Судай намного старше! В книге Н. Кучина “Костромской край: города и веси” утверждается, что “самым ранним письменным источником, где упоминается город Судай является документ, хранящийся в Одигитриевской церкви и датируемый 1260 годом. В русских летописях Судай упоминается под 1447 годом…”

Как бы там ни было, Судай пополнил Казанский оборонительный рубеж Московского княжества. Параллельно с ним пограничными крепостями числились Парфеньев, Кологрив, Кадый, Буй. А татарские набеги реально достигали берегов реки Сухоны – тут, на русском севере были самые забывчивые неплательщики дани, которых периодически приходилось вразумлять и заодно жечь. Крепость Судай была городком с настоящей крепостью, башнями, пушечным боем, стрелецкой слободкой и всеми заделами на светлое будущее. Правда, оно не настало. Городку были нужны действующие тракты, а тех, что шли через Судай, было недостаточно для полноценного развития. Их хватило только на торговое село, крупное и богатое. И кстати, я не нашла версий перевода слова “Судай”. Вроде бы слово судо – это “рыло, морда”. Но вот что-то я сомневаюсь 🙂

Городок-село удивляет простотой планировки – видимо улицы шли по трактам. В центре – сразу три храма, сгоревшие торговые ряды и изумительные деревянные домики. Все абсолютно незатейливо, но как-то по-северному пронзительно, чисто и за душу берет.

А какая встречается резьба в Судае! Глаз не оторвать!

Улицы в Судае обсажены лиственницами, которые еще порадовали нас золотыми хвоинками.

Это Благовещенский храм 1830 года. Якобы построен попечением местного помещика, известного Тертия Степановича Борноволокова — члена Вольного Экономического общества и управителя Аляски. Учитывая относительную близость Великого Устюга и Тотьмы, которые дали России мореплавателей, первопроходцев и покорителей американских берегов, встреча с наследием такого неординарного человека закономерна.

На первом плане – Воскресенский храм 1792 года. Он восстанавливается, а у его стен стоит ряд выкопанных из фундамента магазина надгробий местных купцов и зажиточных крестьян. И такое бывало.

Это храм Смоленской иконы – построен в 1805 году. Он стоит в некотором отдалении от центра Судая, на берегу заводи. В советские годы в нем была то ли трансформаторная будка, то ли мастерская, но мы увидели на заколоченных окнах закрашенные подыконные доски. Настоящие ли это образа – нам не известно.

Пол был выложен импортной плиткой, что было дорого по тем временам

Бегло осмотрев Судай и не поискав дракончиков на причудливых наличниках, не осмотрев старое городище, но зато подкормив местную тощую собаку хлебом, мы засобирались обратно – день перевалил за экватор и впереди было семь часов дороги до Нижнего Новгорода. Однако проехать мимо поворота на Серебряный бор, Красную ниву и соответственно, расчудесное Погорелово мы не смогли. Ведь наши попутчики ни разу не видели того причудливого теремного кружева в мертвой деревне. К тому же это был уже единственный путь в Погорелово после того, как старый мост из Введенского спалили. Словом, мы свернули и покатили по белой дороге. И только жирные тетерки тяжело взлетали из-под колес.

Мост в Красной ниве такой же веселый, как был в Гольцово, но покороче. УАЗ и его проехал 🙂

Ну а потом было немного ледяных луж, которые после третей морозной ночи грозили промерзнуть почти до дна. УАЗ был переименован в ледокол имени российского автопрома 🙂

Потом был брод через Вигу – уровень воды оказался ниже майского, что несказанно порадовало

После брода мы немного поднялись от реки и опять бросили УАЗ – в селе нас ждал терем 🙂 Подробнее о нем читайте в нашем майском отчете.

Надо ли говорить, что наши спутники были обрадованы увиденным? 🙂 Хозяина терема Анатолия Ивановича мы не застали, и поздороваться было не с кем 🙁 Хотя, судя по незакрытым ставням, он мог отлучиться по делам.

Мы даже поели мороженой антоновки – она стала сочной и сладкой 🙂

Остатки Погорелова готовятся уснуть в зиму

А мы, погуляв, засобирались обратно. Лужи покрыты льдом, который иногда даже держит стокилограммовый вес 🙂

Мы опять прошли брод, а вот на обратных колеях мы сели передним редуктором. Грязь замерзла – стаскиваться надо осторожно

Кстати, выигранный нашим отчетом про Симбирский тракт планшетик встал в строй простым навигатором 🙂

Проезжаем Красную ниву и едем на Чухлому, а оттуда на Галич

В Галиче мы вкуснейше откушали в местной пиццерии горячего. Еще раз прокрутили в головах пару чухломских дней и пришли к выводу, что они был прекрасны И так сонно захотелось уснуть в жарко натопленных номерах местной гостиницы, что невольно жалеешь, что на поездку – всего выходные, а не отпускная неделя.

А Галич опять тонул в морозных сумерках, ползущих с городища на лед свинцового озера. На этот раз закат не горел малиновым разливом – небо спрятало уголек уходящего дня. Городок опять зябко кутался в горьковатый печной дым и зажигал желтки окошек в резных оправах наличников. Где-то лаяли собаки, мимо палисадника с обмороженными астрами спешил опаздывающий к ужину полосатый кот. Мы выезжали из Галича по уже пустынным улицам – провинция рано ложится спать… А нам предстояло еще семь часов пути до Нижнего Новгорода – через страшные островские леса, легендарный кинешемский волжский мост и по нижегородскому гололеду. И единственное, что мы везли – так это мысль вернуться. Коварная Чухлома любит загадывать загадки. А мерянские бабы и девки в курганах так и ждут платок, бусики и пряник…