Как говорят старые люди, есть деревья, живущие одновременно в трех мирах: корни в земле с мертвыми, ствол и ветви – в мире живых, а листва говорит с богами и прячет в себе души еще нерожденных людей. Эти особенные деревья еще можно увидеть своими глазами.

Нижегородцам очень повезло с соседями – марийцы, мордва и чуваши любят старые деревья, связывают с ними поверья и обряды. Словом, есть, куда поехать для расширения культурного кругозора и испытаний собственной веры в могущество древесных великанов. Мы ранее уже посещали Симкинский дуб в Мордовии и Старейшину чувашских дубов, и эти встречи оставили сильные впечатления. Поэтому в мае, пока мало травы, а листва не помешает любоваться могуществом ветвей, мы отправились сразу к двум почитаемым деревьям – марийским деревьям Апшатнера.

Собственно, Апшатнер – это в переводе с марийского «кузнец». И это марийская деревня в Воскресенском районе, практически на границе с лесным Килемарским заказником Марий Эл. Правда, на картах она значится по-русски – Кузнец на речушке Кузнечик. О том, что это несусветная глушь, тоже понятно уже по карте.

Расстояние от Нижнего Новгорода до Кузнеца – около 220 км. Выезжаем из города по кировской трассе и в Боковой уходим на Воскресенское, не доезжая которого переезжаем реку Ветлугу по большому капитальному мосту. Едем асфальтовой и вполне сносной дорогой до Воздвиженского, в котором на перекрестке берем вправо и погружаемся в мир нечищенных лесов и болот. Под колесами – разбитый асфальт и грунтовая обочина. Проезжающих практически нет – нам попалась только лесная стража на автобочке с водометом и пара граждан на велосипедах. Удивительно, но пяток поселков, через которые мы проехали, были живыми, хотя и без признаков процветания.

Остановились мы только в селе Большое Поле или по-марийски Когоцари.

Тут лес действительно отступил от села – видимо, широко пахали. Сохранилась легенда, что село основал русский мужик по имени Афанасий. Он поставил двор, распахал поле, обзавелся хозяйством и понял, что нужна ему жена – мол, так и жить теплее, и хозяйка в доме нужна, и детишки пойдут. За невестой далеко не поехал – явился через лес в соседний Апшатнер и сосватал себе бойкую марийскую красавицу Овдать. Русскому и небедному жениху в марийских семьях обычно отказа не было – с честью роднились. Привез Афанасий в свой дом молодую жену, а та и назвала свое новое место жительства Когоцари, то есть «Большое Поле». Сейчас в селе больше одного двора. Чувствуется былой размах.

На наличниках – обилие водяной символики, солярных знаков, немного ужиков-господариков и большое внимание потустороннему миру и его солнцу.

Есть еще дома, не видавшие ни рубероида, ни шифера, ни железа на своих крышах.

А вот этот дом с наследием прежнего лесхоза напомнил потрясающую историю Большого Поля, о которой можно прочитать в книге моего университетского преподавателя Николая Владимировича Морохина и моего однокурсника Антона Белоусова «По реке Ветлуге».

Морохин пишет, что именно в Большом Поле жил крестьянин Леонтий Лукьянов Шамшуренков, который через яранского воеводу вызвался в 1737 году поднять на Василия Великого отлитый Царь-колокол. Работы были прерваны пожаром, колокол упал, у него откололся кусок юбки, и затея была оставлена. Потом Шамшуренков оказывается в нижегородском остроге, но вовсе не за инженерные изыскания, а за жалобу на все того же воеводу, который был нечист на руку. Из тюрьмы в 1741 году он послал в столицу описание и чертежи «самобеглой коляски», которая могла бы передвигаться без лошади и управляться двумя людьми «через инструменты».

Ради диковины крестьянин был вызван в столицу, где ему было предложено поработать над проектом. Однако вскоре в бумагах был найден черновой лист, где в именовании императрицы было опущено зачеркивание, и изобретатель оказался опять в тюрьме. Потом гнев сменили на милость, и прожектер получил свободу. Столица потрясла Шамшуренкова количеством экипажей и обозов. Он придумывает подземные улицы для движения. Чем не метро? И если к этому отнеслись, как к фантазии, то вот планы изобретателя соединить реку Москву с верхней Волгой через рытье каналов повлекли за собой обвинение в святотатстве – реки прокладывать может только Всевышний. Шамшуренкова опять заковали в кандалы и тут же отправили на каторгу. Кто ж знал, что и метро, и канал имени Москвы появятся на пару веков позже? Как бы там ни было, по кировским архивам, в 1758 году 69-летний Леонтий Лукьянов Шамшуренков умирает в родном селе, что можно читать большой удачей при таком раскладе.

Из Большого Поля мы выехали в сторону деревни Кузнец. Дорога – разбитый асфальт. Разбитый настолько, что мы периодически съезжали на параллельную полевую грунтовку, на которой УАЗ трясло меньше.

Дальше было странное. Первое почитаемое дерево, которое мы планировали посетить – это липа. И она должна была быть по правую руку от дороги на деревню Кузнец. Но по правую руку у нас оставались подковообразные озера, похожие на старицы реки. Ни на карте, ни на спутниковых снимках этих водоемов не было. И координаты липы, взятые нами из интернета, уводили нас куда-то дальше. Хорошо, что я удивленно пялилась на залитую солнцем весеннюю местность и сразу увидела старую липу. Она чернела на фоне веселых нежно-зеленых березок.

Вспомнилась абсолютно удивительная история, описанная такими же автопутешественниками, как и мы. Также остановились напротив дерева, бросили машину на дороге и пошли к липе. Пройдя половину из положенной сотни метров, они заметили, что вокруг липы кто-то ходит. Какое-то животное на задних ногах и оттого ростом с метр, покрытое мехом. Подошли ближе, думали спугнуть, а существо повернулось к ним – чисто барсук, но на задних ногах, а те – птичьи, длинные как у цапли, голенастые. Туристы давай кричать от ужаса, существо спряталось за липу и больше не показалось. А людьми овладел такой страх посреди белого дня, что они бегом бежали к машине, сели в нее и уехали… Мы шли и всматривались. Старые деревья иногда морочат.

Заметно, что березовая поросль вокруг липы пошла в рост лет 10 назад, когда перестали пахать поле. Липу при распашке явно обходили плугом. Якобы липе 200 лет, но в это веришь – она вполне похожа на те, что стоят в усадебных парках. Кстати, когда мы дошли до дерева, мы поняли, куда могло бы спрятаться то существо на птичьих ногах – с обратной стороны у липы большое дупло.

Липа почиталась, как дерево женское, дающее здоровье, семейное счастье и достаток в хозяйстве. Как знать, почему она выстояла, если ее соседок, росших когда-то в большом лесу, срубили? Как люди поняли, что эта липа – жилище духа или канал общения с невидимыми силами? Загадка. Впрочем, марийцы не задумываются над этим. Им достаточно одного простого факта – наличия старого дерева. А его избранность они объясняют мудростью предков. Липа очевидно посещаема, но на ней нет гроздьев лент и тряпок, как мы того ожидали. Нашли только косынку и одну ленту.

Крона дерева раскидистая, привольная, а от корня растут «детки».

Липе не угнаться за ранними березами, и ее почки только проклюнулись.

Уважили традиции – прикоснулись к дереву.На ощупь липа оказалась удивительно теплой, даже с теневой стороны. Подарили липе шерстинку.

Пока возвращалась к машине, вспоминала, сколько историй я читала и слышала о том, как деревья морочат. Например, виденный нами мордовский Симкинский дуб является, по мнению лесников, центром аномальной зоны, куда в лесу подтягиваются все грибники-«потеряшки» – там их и находят живыми или уже мертвыми. Словно дерево зовет их. А еще люди пугаются странных фигур ростом с дерево, которых иногда видят. Но особо плохо бывает тем, кто хочет навредить почитаемому дереву – несчастья будут сыпаться на виновников вплоть до гробовой доски…

Мы сели в УАЗ и продолжили путь в деревню Кузнец. Нам говорили, что из живых там только один мужик, который просто решил жить подальше от людей. А у того же Морохина встретилась оптимистичная цитатка от жителя Большого Поля:

«Тут у нас село такое… Мы сами русские, а вокруг в нескольких деревнях марийцы живут. Колдуны они самые настоящие. Нам кое-что случается видеть. Вот отец мне рассказывал. Он в лес на Юронгу рыбачить пошёл. Видит – а там у реки мариец дед Лапшин сидит. И прямо на берегу на деревьях сети повесил. Ну, отец думает – зачем это он?… И тут мариец этот пошептал что-то над водой и отошёл. Через некоторое время рыба сама начала из реки выпрыгивать – и в сеть, в сеть вся! Выпрыгнуло её не больно много – как раз на уху. Мариец рыбу собрал в сетях, поклонился в сторону реки. И всё, пошёл – порыбачил будто».

Поля вокруг деревни тоже зарастают самосевными березками, но сам Кузнец оказался бодрее, чем нам думалось. Домов довольно много, улица широкая, есть даже магазин с чудесным расписанием работы.

И даже немного политической жизни.

На центральном перекрестке, где и стоит лабаз, мы интуитивно свернули направо. Хотели ориентироваться по макушкам старых деревьев, но Кузнец – истинно марийская деревня, где почти у каждого дома стоит старое родовое дерево.

У этого брошеного дома крыша покрыта старым тесом и шубой из мха, играющего на солнце и сединой, и изумрудной зеленью.

У некоторых домов деревья умерли, но марийцы не убирают даже их остов – это чревато. Морохин описывает случай, когда новые люди покупали дом со старым засохшим деревом на участке и спиливали его, после чего с семьей начинались всевозможные беды.

Впрочем, некоторые выпилились сами, с корнем. Видимо, возраст многих перевалил за век-полтора. Убирать лесоповал то ли некому, то ли тоже чревато.

А вот эта лиственница и вовсе растет посреди дороги – ее почтительно объезжают.

Мы немного проехали по улице. Мимо нас прошел пожилой мужчина – не поднял глаз, не поздоровался и даже отвернул лицо. Возможно, чтобы ничего не спросили. Встречалась такая реакция на чужих в марийских деревнях. Мы оставили машину у деревянных мостков, забили в навигатор координаты дерева и пошли дальше пешком.

На удивление, точка тоже уводила нас от дерева. Дуб я заметила только потому, что глазела по сторонам. А дерево остается незаметным ровно до того момента, пока ты не встанешь напротив этого проулка между домами. Апшатнерский дуб растет на огороде, и это неожиданно.

В документах по памятникам природы упоминается хозяйка земельного надела и упавшего старого домика справа – Галина Григорьевна Крылова, двадцать лет проработавшая директором Большепольской школы и живущая в соседнем селе. Интересно, что к дереву ведут деревянные мостки, которые когда-то были огорожены забором, калитка с навесом.

Все уже довольно ветхое. Заборы красиво ложатся на землю.

Первое впечатление от увиденного за калиткой – перед нами огромный паук, который опирается на землю множеством своих кривых лап. А на самом деле дуб уже так стар, что его нижние ветви отламываются и падают, а убирать их, согласно традиции, никто не берется. В сумерках тут, должно быть, жутковато.

Около дуба стоит старая скамеечка – словно приглашение присесть и подумать о своем. Вроде как «Проходите, садитесь, жалуйтесь!» И упавшие ветви – как неведомые существа.

Толщина ствола впечатляет. Возраст дерева определяют очень примерно – от 200 до 700 лет. Думаю, истина где-то посередине. Впрочем, и половина тысячелетия – очень солидный возраст.

Ветви у дуба, как и полагается, тянутся к югу, но многие из них так скрючены, будто росли в неволе. Если бы все лежащие на земле ветви оставались на дереве – он казался бы еще больше. А из-за сучков иногда казалось, что у дуба есть множество глаз, которыми он наблюдает за пришедшими.

Если отойти вглубь земельного участка ради общего кадра, начинаешь замечать, что на протяжении нескольких веков, видимо, люди просто не могли пользоваться своим огородом по прямому назначению – дуб сбрасывает такое количество листвы и желудей, что представить тут грядки просто невозможно. Нога тонет в опавшей осенью листве.

Также легко заметить, что на участке растут еще три дуба помладше – очевидно, «детки» старого дерева. На этом кадре один в правой части снимка, второй – в глубине участка.

И тут мы заметили целую драму – старый дуб зажал огромной веткой-клешней самого близкого к себе «сына», пригвоздил его к земле. А тот искривился, словно хотел бы бежать, да не оторваться. Что это – случайность? Борьба магического дерева за ресурсы? Или аллегория о родителях и детях?

Есть, оказывается, и легенда об этом дубе. Будто русская девушка из богатой семьи полюбила марийского бедного парня. Молодые часто сидели под дубом и просили его о возможности быть им всегда вместе. Но отец принял решение выдать дочь замуж за русского богача – бедный марийский жених был непрестижен. В день сватовства девушка прибежала к своему любимому под дуб, и молодые попросили у дерева защиты. Больше пару никто не видел – говорят, дерево открыло им свой ствол и вобрало их. Теперь влюбленные тянутся к солнышку с дубовыми ветвями.

Впрочем, место все же кажется светлым и добрым. Дуб – вообще доброе дерево. И очень сильное. Мы и ему подарили шерстинку.

Из всех подарков дубу были замечены только несколько монет у корней и один носовой платок на ветвях.

Такое малое количество знаков почитания словно намекает, что приезжим не рекомендуют вязать «мануфактуру» на ветви или старательно снимают подношения. А между тем, повязанный платок или лента вполне могут быть чужими слезами и болью – знающий человек даже не станет их трогать… Кстати, оцените красоту дубовых цветов – какая нежность!

Уходили мы от дуба под смех ворона – вот и не верь в мистику мест.

Кроме того странного марийца и одной бабули, которая кратко засветилась на своем крыльце, мы больше живых людей в селе не видели, хотя они там явно были. В палисадниках – цветы, при дворах – аккуратные поленницы, наличники грубоватой пропильной резьбы аккуратно покрашены, а на улице даже несколько машин дачников. И ни души!

Уезжали мы от Кузнеца также через старую дамбу на речушке Кузнечик.

Кстати, почему все же Кузнец? Марийцы не были искусными кузнецами, предпочитали покупать или выменивать железный товар у русских и татар. А после бунтов в царские времена им и вовсе запретили иметь кузницы. Впрочем, возможно, в более поздние времена именно тут, при речке, поселился кузнец, и его работа упростила жизнь окрестных марийцев. А хутор кузнеца получил название Апшатнер и постепенно разросся до большой деревни… Хотя, откуда нам знать? Те времена помнит только Апшатнерский дуб.