Фасад этого уютного модернового особнячка №12 на Верхневолжской набережной в Нижнем Новгороде прячется за зеленью старых лип. Поэтому туристы да и сами нижегородцы мало знают о том, что дом украшают многочисленные совы. Кстати, про хозяина дома тоже известно мало – на табличке есть только имя и должность. А уж как механик начала ХХ века затесался в элитный район наряду с первостатейными купцами – вообще загадка. Но, похоже, мы её разгадали.
Дом, глядящий на Волгу
Серый особняк №12 прячется от прогуливающейся по Верхневолжской набережной публики за зеленью разросшихся деревьев. Вряд ли владелец строил дом на высоком берегу Волги, чтобы не видеть речных далей, которые здесь изумительны. Но окна практически не видят солнца, да и сам дом лишён должного внимания. Его даже сфотографировать довольно сложно. А посмотреть есть на что, особенно любителям позднего модерна.
Табличка на ограде дома рассказывает, что особняк был построен в 1912-1913 годы по заказу инженера-механика Сормовского завода Николая Васильевича Кабачинского. Имя архитектора, к сожалению, остается пока неизвестным. Возможно, этот секрет ещё прячется в архивах. Обращает на себя внимание узкая «калитка» – почти портал с колоннами по обе стороны от кованой двери. И цифра «15» над входом – остатки старой нумерации домов по набережной. Хозяин был уверен, что перемен в этом не случится, и ошибся – сегодня дом носит №12.
Особняк несколько лет назад был выставлен на продажу, но пока так и не отреставрирован инвестором. Калитка закрыта, а за ней узкий вход в дом. Видно, как инороден современный фонарь над дверью, как крошится кирпич и отваливается штукатурка под руст. Зато перила так и убегают по бокам вслед за лесенками на смотровую площадку над калиткой. Тот, кто планировал здесь жить и состариться, очень любил Волгу и её виды.
У дома ассиметричный фасад и одно полуциркульное окно. Хотя в проекте таких окна было два. Они были разными, но походили на глаза: один прищурен, а второй широко распахнут – и оба смотрели на Волгу. Но при строительстве дом стал циклопом – глаз оставили один. Кстати, дома в стиле модерн исследователи считают самыми уютными для семейной жизни: личные комнаты не были проходными. А дом и строился как семейное гнездо.
Полукруглый и гранёный эркеры с окнами и балконами в завершении, замковые камни. А также каменные совы и цветы на фасаде – как символ учёной мудрости и благополучия. Очень мне напомнило Выборг с его северной архитектурой, в которой так часто встречаются вороны и совы.
Во двор не попасть, но дворовой фасад дома описывается как намного более скромный по сравнению с речным. Практичный хозяин окружил дом деревянными службами, которые не были заметны с променада набережной, но придавали городской усадьбе основательности. Ради этого строительства Кабачинский подрезал площадь своего сада, который простирался до самой Жуковской улицы, то есть до современной улицы Минина.
Из крестьян – в инженеры
Прогуливающиеся по Верхневолжской набережной, заметив на воротах табличку с именем прежнего владельца дома, удивляются дважды. Как мог инженер-механик Николай Васильевич Кабачинский заработать на такой дом и построить его на одной улице с городским головой Сироткиным, миллионером Рукавишниковым и пароходчиками Каменскими? И как он добирался с Откоса на Сормовский судостроительный завод?
Ответы на эти вопросы можно найти в биографии Кабачинского, которую приходится собирать по крупицам в открытых источниках. Николай Васильевич Кабачинский родился в 1868 году в деревне Матурино Воронинской волости Череповецкого уезда Новгородской губернии. Его отцом был крестьянин Василий Семёнович Трифонов (1811 – ?) из деревни Кабачино неподалёку. Прозвище «кабачинский» так прилипло к нему, что стало официальной фамилией всей семьи. В соцсетях потомки Трифонова-Кабачинского выложили фотографию своего предка: форменная фуражка, окладистая борода, умный цепкий взгляд, грудь в медалях и неожиданно красивые длинные пальцы рук.
Судя по запискам череповецких краеведов, семья Кабачинских не была бедной, владела землёй и речными судами, вела торговлю. Василий Семёнович был активным общественником и не скупился на нужды земляков. Он был гласным Череповецкого уездного земского собрания от землевладельцев, членом правления общества взаимного кредита Череповецкого уездного земства и попечителем Матуринской школы, в которой совершенно бесплатно учились десятки крестьянских детей – мальчиков и девочек.
Сейчас Матурино входит в состав города Череповца, но так же стоит на берегу реки Шексны напротив впадения в неё Ягорбы. Отличное место, чтобы родиться речником. Известно, что старший брат будущего сормовского инженера Илья Васильевич помогал отцу вести дела и, видимо, наследовал семейное дело до революции.
А вот Николай Кабачинский выбрал себе другую судьбу: он закончил Императорское Московское техническое училище (современное название – Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана) и в 1893 году получил диплом инженера-механика, чтобы создавать машины.
Служить инженер Кабачинский отправился на Сормовский завод. Предприятие строило дома для служащих на месте современной улицы Заводской парк, и Кабачинский наверняка имел там хорошую квартиру. Вот, например, дом инженеров, в котором была квартира и у директора завода – во весь второй этаж. Дом сохранился до сих пор, правда, в печальном виде. В годы работы на Сормовском заводе Николая Васильевича Кабачинского это был многоквартирный жилой дом на благоустроенной улице. Зайти в поселок заводского начальства другие жители Сормова без дела не могли – вокруг был забор, а в воротах стоял привратник. От Заводского парка по железнодорожной ветке, соединяющей Сормовский завод с Московским вокзалом, ходили вагончики до Канавина.
Были еще и такие дома для служащих завода – они не сохранились, в отличии от дома инженеров.
Очевидно, работая в Сормове, Кабачинский женился. Имя супруги инженера, к сожалению, найти не удалось, что очень жаль. В интернете попалась фотография супругов Кабачинских. Уверенная поза главы семейства, строгий умный взгляд и при этом заключенные в замок руки – знак довольно закрытой натуры. На лацкане – значок, который не получилось прочитать – возможно, инженерный. Супруга в белом, мягкий взгляд, доверчиво опирается на плечо сидящего мужа. Руки – в браслетах, пальцы – в кольцах. Скорее всего, подарки Николая Васильевича.
Известно, что сыновья Георгий и Николай родились в Сормове и несколько детских лет прожили с родителями там. Модные в ту эпоху матроски с короткими штанишками вполне отражали и род занятий отца – он строил речные суда.
Сормовский судостроительный завод тех лет – развитое передовое предприятие имперского масштаба. В 1870 году там была запущена первая в России мартеновская печь, в 1896 году завод представил на Всероссийской промышленно-художественной выставке свои первые пароходы с электрическим освещением, а в 1903 – 1904 годах по заказам «Товарищества Братьев Нобель» спустил на воду первые суда совершенно нового типа – теплоходы. Возможно, в этом есть заслуга и выпускника «Бауманки» Николая Кабачинского.
Интересен круг общения Кабачинского в Сормове. В интернете попались сведения о том, что в документах архивного фонда Нижегородской духовной консистории, в метрической книге Спасо-Преображенской церкви села Сормово (при Сормовских заводах) Балахнинского уезда Нижегородской губернии за 22 января 1906 года имеется запись №31 о крещении девочки Анны, родившейся 14 января. Её родители – инженер-механик Николай Францевич Чарновский и жена его Ольга Михайловна, оба православные. Восприемниками, то есть крёстными записаны помощник присяжного поверенного Владимир Михайлов Сапежко, инженер-механик Николай Васильевич Кабачинский и жена профессора Анна Васильева Сапежко. Очень интересно было узнать, кто же эти люди. Ведь крёстными звали людей близких, они становились практически родственниками семье младенца.
Итак, отцом малышки был Николай Францевич Чарновский (1868—1938) — русский учёный в области технологии металлов и дерева, профессор Императорского Московского технического училища. Он работал инженером-механиком на заводе Акционерного общества «Сормово» с 1899 по 1907 год. Чарновский впервые в России ввел в своём горячем цехе 8-часовой рабочий день вместо 12-часового, внедрил механизацию, которая позволила перейти на трёхсменную работу. Николай Францевич был автором первого учебника по организации производства, первым в мире в 1904 году начал читать курс «Организация и оборудование механических заводов». С Сормовского завода Чарновский ушел «по причинам личного характера». Революцию он пережил, но в марте 1938 года был арестован и расстрелян в городе Горьком. О судьбе его жены Ольги Михайловны и дочери Анны ничего найти не удалось. Но согласитесь, замечательное приятельство, подкреплённое ещё и крещением ребенка.
Остальные участники таинства – друзья Чарновского и не менее интересные персонажи. Помощник присяжного поверенного Владимир Михайлович Сапежко и жена профессора Анна Васильева Сапежко, судя по фамилии – родственники. Проще всего было с женой профессора. В начале ХХ века профессором Сапежко в империи был один человек – хирург Кирилл Михайлович (1857 – 1928). В период с 1902 года он был профессором Одесского университета. Труды Сапежко были посвящены хирургическому лечению язвенной болезни желудка, вопросам пересадки слизистой оболочки. Он предложил собственный метод операции при пупочной грыже. О его супруге Анне Васильевне, которая и стала крёстной, известно очень мало. Она, как и муж, из семьи священника. В 1905 году ее старший сын Борис закончил одесскую гимназию и пошел по стопам отца – стал врачом. Скончалась Анна Васильевна в 1939 году.
Помощник присяжного поверенного, то есть адвоката, Владимир Михайлович Сапежко практиковал в Одессе и был братом профессора. При этом в советской литературе он упоминается уже как «видный социал-демократ». Интересная личность! Революционерка Вера Крыжановская писала о нём: «У нас был теоретик конспирации В. М. Сапежко – «Великий конспиратор», как мы его называли, составивший целую инструкцию для работников подполья… Сам Владимир Михайлович Сапежко, обладая бросающейся в глаза красивой внешностью и ведя ответственную работу среди железнодорожных рабочих, умел очень искусно лавировать среди всяких шпионских сетей и не попадался в них. Независимый по складу характера, самостоятельный в своих выводах, он всякий шаг тщательно обдумывал и действовал наверняка».
Забавно, что в Сормове, очаге революционных событий 1905 года, Сапежко оказался в 1906 году, когда ему пришлось временно отойти от подпольной деятельности из-за усиления контрмер власти. И вот конспиратор и любитель стихотворных шифров стоит в сормовском храме на крестинах маленькой девочки, как добропорядочный гражданин.
А дальше с Кабачинским произошла скандальная история, подробности которой мог бы прояснить архив Сормовского завода. Не исключено, что что-то в ней было надуманным.
С 1909 года Кабачинский работал над серией из шести пассажирских пароходов для Торгового Дома «Ф. и Г. Бр. Каменские». Восьмидесятиметровые пароходы-красавцы «Александр», «Василий», «Григорий», «Марианна», «Наталия», «Фёдор» имели машины с фактической мощностью, которая якобы превзошла указанную в контрактах.
Руководство предприятия решило, что инженер Кабачинский находился в сговоре с заказчиком и в 1911 году после разбирательства уволило его. Инженер остался без доходов и без служебной квартиры.
«Данилиха» и революция
И вот тут очень выручил заказчик: Фёдор Михайлович Каменский (1876—1924) быстро сделал Кабачинскому предложение и выписал ему большие подъемные. В адресной книге Нижнего Новгорода от 1911 года написано, что «Кабачинскiй Ник. Вас., механикъ» жил в «доходном доме Баженова на Большой Печёрке», то есть снимал квартиру. В компанию Каменских он поступил инженером-консультантом при пароходстве. Образование и опыт позволяли ему следить за состоянием речного флота логистов Каменских и проектировать для них новые суда, передовые по тем временам.
И тут, очевидно, речь идёт уже не просто о совместной работе, а о дружбе.
Каменские были выходцами из камских крестьян. К ХХ веку у них было 3 железолитейных завода на Урале, хлопковый и канатный заводы в Ташкенте, пассажирские пароходы, пристани и склады на Волге и Каме. Конторы были открыты в Петербурге, Риге и Нижнем Новгороде. Первым представителем рода, поселившимся в Нижнем Новгороде, был отец Фёдора Михайловича. Фёдор окончил Московскую практическую академию коммерческих наук – одно из самых престижных учебных заведений Российской империи, и вел дела очень грамотно, полагаясь на технический прогресс. Каменский также любил и ценил искусство. Известно, что он часто ездил в Москву только для того, чтобы увидеть спектакль в одном из столичных театров.
В 1901 году Федор Михайлович женился на дочери виноторговца Ольге Кузнецовой (1880—19??). О том, насколько близки были молодые люди, говорит один интересный факт – вскоре после знакомства они обменялись личными дневниками. Ольга окончила Нижегородский Мариинский женский институт, как и муж, любила театр, увлекалась музицированием. Жили молодые Каменские в квартире на улице Жуковской (ныне ул. Минина) в доме Стрепетовой (№ 10). В 1902 году у пары родилась дочь Елена (Аля).
Очевидно, Фёдор Михайлович относился к Николаю Васильевичу как к единомышленнику и соратнику. Благодаря техническому гению Кабачинского Каменский планировал обойти конкурентов и получить преимущество. И вот в 1913 году первый на Волге речной сухогруз «Данилиха», названный в честь родовой камской деревни Каменских, был построен по проекту инженера Кабачинского для товарищества «Братья Каменские и Н. Мешков». Размеры впечатляли – 280 х 48 х 11 м. Грузоподъёмность до 123 тысяч пудов – тоже. Двухвинтовое мощное мелководное судно стало прототипом сухогрузного флота большой грузоподъемности.
А теперь обращаем внимание на то, что особняки Каменского и Кабачинского на Верхневолжской набережной – соседние здания. Вероятно, соратники вместе приняли решение строить дома на Откосе и приобрели соседние участки земли. Кабачинский построился на год раньше Каменского.
Покупка земли, проект и строительство действительно были дорогой затеей. Тем более, как показала современная историко-культурная экспертиза, дом стоит на насыпной подушке, так как в этом месте набережную прорезал овраг. У механика на это могли пойти не только премии от Каменского, но и собственные сбережения, а также возможное наследство. А теперь давайте посмотрим на фотографию, сделанную из сада. Кадр сделан Ольгой Ивановной Каменской – она была увлеченным фотографом, и множество ее кадров уже обнародованы.
Итак, в кадре дом Каменских. Дом Кабачинского и стена его хозпостроек видны в правой части кадра. Ничего не смущает? Правильно – дома стоят в 15 метрах друг от друга, не имеют забора, а у Каменских еще и веранда обращена в сторону соседей, и пара балконов. Дружить думали на всю жизнь, видимо.
А вот на семейных и дружеских снимках Каменских соседей Кабачинских не нашлось. Жаль, конечно. Думаю, что технарю Николаю Васильевичу было бы интересны технические увлечения Каменских – даже Ольга Ивановна водила автомобиль (у нее был собственный Peugeot).
С 1914 года дела Каменских пошатнулись – были подорваны Первой мировой войной, давлением объединившихся конкурентов. Теряются и следы Кабачинского. Встречаются сведения, что он работал на Коломенском машиностроительном заводе на должности инженера при правлении завода. Версия может быть правдивой – в 1913 году из Сормовского и Коломенского заводов был создан концерн. Возглавлял его бывший сормовский коллега и начальник Кабачинского – «русский Форд», промышленник и банкир Алексей Павлович Мещерский (1867—1938). Он мог пригласить одарённого инженера Кабачинского в компанию, а тот наверняка согласился.
Мещерский был директором Сормовского завода с 1900 по 1905 год, когда Кабачинский работал там инженером. Алексей Павлович окончил Петербургский горный институт и в 1896 году был принят старшим инженером при заводоуправлении Сормовского завода. То есть пришел в Сормово почти одновременно с Кабачинским. Став директором, Мещерский добился 10-миллионного вклада в новое строительство и преобразование завода. Это он построил корпуса больницы, каменную школу на Баррикадах, Спасо-Преображенский собор и дом инженеров. После революции Мещерский попытался торговаться с самим Лениным и предлагал особые условия по работе крупных заводов, но заслужил от него эпитет «архижулик» и арест, после которого в 1918 году спешно выехал за границу.
Обвинили и репрессировали
Революцию Николай Васильевич пережил. Он числится в списке жертв политических репрессий, из которого можно узнать, что в октябре 1929 года беспартийный Кабачинский занимал должность инспектора в Правлении Волжского речного пароходства. Он жил на Верхней набережной в квартире №2 дома №15, то есть в своем собственном особняке, просто после уплотнения. Очевидно, квартира была на первом этаже и, возможно, это был когда-то его кабинет.
Жива ли была в те годы супруга – неизвестно. Сыновья, видимо, уже не жили в родительском доме. В деле религиозной общины при церкви Георгия Победоносца в Нижнем Новгороде за 1923 – 1928 годы есть список членов Георгиевской православной общины. Особая пометка – недвижимого имущества не имеют, а к культу принадлежат с рождения. Георгиевская церковь тоже стояла на Верхневолжской набережной (сейчас на ее месте гостиница «Россия»). Так вот в этом списке упоминается Кабачинский Николай Николаевич, проживавший на улице Большой Солдатской (ныне улица Володарского), в доме №7, квартире 2. Отмечено, что он «служащий, из мещан».
Николай Васильевич был арестован в конце октября 1929 года за вредительство в большой группе нижегородской технической интеллигенции. Это произошло в самый разгар кампании против «вредителей» во многих отраслях хозяйства, науки и управления, когда программа выполнения задач первой пятилетки начала давать сбои, а политика НЭПа свертывалась. Поводом для ареста и обвинения послужило участие в разработке проекта договора о сдаче в концессию части судов Волжского флота. Следствие длилось почти год. Следственное дело о контрреволюционной вредительской организации на речном транспорте составило 11 томов. По этому делу проходили 21 человек, которые были осуждены по ст. 58/7 Уголовного кодекса. 13 ноября 1930 года девятерых приговорили к расстрелу, пятерым расстрел заменили 10-летним сроком заключения, еще четверо также получили 10 лет исправительно-трудовых лагерей, один – пять лет, двое – три года. Николай Васильевич Кабачинский был приговорен к расстрелу, который заменили на 10 лет лагерей с конфискацией. Так уничтожались специалисты, технари, которых потом так остро не хватало в предвоенные и военные годы.
Далеко не все возвращались после тюрьмы домой, но Николаю Васильевичу, судя по всему, повезло. В 2017 году в родном Череповце была издана его книга «К истории города Череповца», а рукопись датировалась 1940 годом.
Один из сыновей инженера Николай Николаевич Кабачинский (1898 – 1959) после революции продолжил дело отца. Нижегородцы знают и помнят Николая Николаевича как доктора технических наук, профессора и декана кораблестроительного факультета НГТУ. Политех, кстати, является соседним зданием с особняком Кабачинского-старшего.
Другой сын – Георгий Николаевич – тоже пошел по стопам отца и стал инженером. Попадаются сведения, что в 1920 году он стал студентом НГУ, который окончил в 1925 году, получив диплом инженера-механика по специальности “Судостроение”. Он был одним из трех выпускников первого выпуска инженеров-кораблестроителей в Нижнем Новгороде и стал ученым-гидромехаником. Удалось найти его патент на изобретение устройства для определения сопротивления моделей судов, заявленного 17 декабря 1926 года. В архиве Российской государственной библиотеки ищется пособие для студентов и аспирантов инженера Георгия Николаевича Кабачинского «Сопротивление воды движению морских гражданских судов». Издана книга была в 1945 году под редакцией доктора технических наук, профессора Николая Николаевича Кабачинского для политеха, кафедры теории корабля.
Жаль, что на особняке по Верхневолжской набережной отсутствуют мемориальные доски замечательного инженерного семейства Кабачинских – нижегородцы могли бы узнать больше о своих людях. А студенты из соседних корпусов политеха получили бы отдельный повод для гордости.
Завершить материал хочется фотографией Ольги Ивановны Каменской с балкона своего особняка на Верхневолжской набережной. Точно такой же вид был и из окон особняка Кабачинского, что стоял всего в 15 метрах.
Сейчас Волга немного другая. Но она точно помнит тех, кто работал для неё.
PS Судя по постам в соцсетях, у Кабачинских осталось немало потомков в разных городах России. Будем рады уточнениям и правкам, если в наш материал закрались неточности.
PSS В сокращенном виде текст был опубликован в газете «Аргументы и факты в Нижнем Новгороде»
